Гарри Кемельман - Конец игры

нашел в одной из книг о шахматах — у Макналти их было много. Вот почему партия была разыграна так хорошо. Ее проработал знаток — возможно, тот самый Левенштайн из книги, о которой вы говорили.

Мы с полковником уставились на Ники. Эдвардс первым обрел дар речи.

— Но зачем Альбрехту убивать Макналти? Он был его лучшим другом.

В голубых глазках Ники блеснула насмешка.

— Думаю, полковник, в этом виноваты вы. Утром вы звонили и договорились встретиться вечером. Полагаю, именно это так огорчило Макналти. Не знаю, он ли был непосредственным виновником неудач в работе, но как руководитель он должен был понести ответственность. Полагаю, он рассказал о вашем звонке Альбрехту, своему доброму другу и коллеге. А Альбрехт знал, что при расследовании посторонние люди кое-что раскопают, если он не найдет козла отпущения, или — как это называется? — крайнего, вот.

Я посмотрел на Эдвардса — он надулся, как мальчик, у которого лопнул шарик. Вдруг он что-то вспомнил. Его глаза заблестели, а губы тронула презрительная улыбка, почти усмешка.

— Все это очень мило, — сказал он, — но все это чушь. Вы забыли, что у меня есть доказательство самоубийства. Парафиновая проба доказала, что Макналти стрелял.

Ники улыбнулся.

— Полковник, это ваша проба — чушь. В нашем случае она ничего не доказывает.

— Ну как же, — вмешался я, — проба не врет.

— Проба доказывает только то, что рука Макналти была рядом с оружием, — отрезал Ники.

— То есть?

— Представьте, что кто-то позвонил в вашу дверь, — сказал Ники, обращаясь ко мне, все с тем же мученическим видом, — как полковник сегодня вечером, а когда вы открыли ему, он упер вам в грудь пистолет. Что бы вы сделали?

— Ну... Наверное, я бы схватил его за руку.

— Вот именно. И если в этот миг он выстрелит, нитраты окажутся на руках и у него, и у вас.

Полковник выпрямился. Потом вскочил, схватил свой портфель и бросился к двери.

— Эти вещества не так-то легко отмыть, — бросил он через плечо. — Тем более счистить с одежды. Я задержу Альбрехта и сделаю парафиновую пробу.

Когда я вернулся в кабинет, проводив полковника до двери, Ники сказал:

— В сущности, нашему молодому другу незачем было так спешить. Я бы мог предложить ему другое доказательство — фигуры. Не сомневаюсь, что последние отпечатки пальцев на каждой фигуре, как на черной, так и на белой, принадлежат Альбрехту. Это ему трудно было бы объяснить, если бы он продолжал утверждать, что просто играл в шахматы.

— И правда! Утром я преподнесу эту идею Эдвардсу. — Я поколебался и сделал решительный ход. — Но ведь Альбрехт очень рисковал. Разве не лучше было бы ему уйти после смерти Макналти? А он остался, вызвал полицию, выдумал всю эту историю и...

— Разве не ясно? — раздраженно спросил Ники. — Он не мог уйти. Он был заперт в доме. Он аккуратно вложил пистолет в мертвую руку Макналти. Он был готов уйти. Он посмотрел на улицу через окошко в двери: обычно в этот час улица пуста, но он все же хотел убедиться, что путь свободен. И увидел, как по улице тащится Троубридж. Альбрехт подождал пару минут, пока тот пройдет, выглянул опять: юноша остановился прямо на другой стороне улицы и уходить не собирается. Еще через пару минут придут пассажиры поезда, идущего в Олбани. А потом уже мог появиться наш полковник, если бы пришел раньше назначенного времени.

— Что ж, не зря я допрашивал Троубриджа? — Я ликующе потер руки. — По крайней мере, тут я обставил полковника.

Ники кивнул.

— Самонадеянный молодой человек. В каких там войсках он служит?

— В разведке.

— Ишь ты! — Ники поджал губы, потом растянул их в ледяной улыбочке. — Я на той войне был в пехоте.

--">