Мацей Сломчинский - За ним бесшумно я летела

на всякий случай вы написали, после того как ваша жена рассказала вам об этом деле, то самое письмо, которое мы назвали письмом номер 1 и которое написано на старой ленте. Миссис Юдита сказала нам, что у нее есть запасные ключи от кабинета, и, вероятно, она стережет их не очень строго, так как даже точно не знает, где они. Потом я подумал, что, может быть, вы сказали брату обо всем и уговорили его, — используя, например, в качестве аргумента соображение, что мистер Рютт совершил по отношению к нему преступление, которое законом не карается, — убить мистера Рютта. Я думаю, что при суровой, непреклонной морали вашего брата мысль о собственноручном свершении акта правосудия не равнялась в его сознании с совершением преступления. Он был убежден, что мистер Рютт, как прелюбодей и человек неблагодарный, заслуживает высшего наказания. Прибавим к этому ревность, собственную оскорбленную любовь, бешенство, и у нас будет полная картина. Думаю, что сэр Гордон не бросил бы потом жену. Может быть, он рассчитывал на то, что самоубийство любимого человека потрясет ее. «Потом быть с ней нежным…» — написал он в своем блокноте. Да, быть с ней нежным…

— Надо признать, что ваша фантазия беспредельна… — Сирил одобрительно кивнул головой.

— Без этого следствие длится месяцами… — вздохнул Джо. — О чем мы говорили? Ага. Итак, я предположил, как я уже сказал, что сэр Гордон вместе с вами обдумал план мести. В вашем умении хранить тайны он был уверен. Много лет он держал вас в руках и с легкостью опроверг бы ваши показания против него. Впрочем, никому и в голову бы не пришло, что такой человек, как он, может убить. Весь план убийства Рютта был прекрасно обдуман. За ужином сэр Гордон условился с вами и с ним на семь. Потом, когда никто из женщин его не слышал, он поменял время на шесть. Если бы Рютт умер, а вы сохранили бы тайну, никто бы не узнал, что вы спокойно отравили его в шесть, разложили перед ним все бумаги и пошли спать, а потом, в семь, спустились вниз и застали его уже мертвым…

— Но для чего я стал бы уговаривать Гордона это сделать? — снова усмехнулся Сирил. — Не думаете же вы, что присутствующий здесь мистер Рютт хоть в какой-то степени мне мешает? Я был даже доволен, когда Юдита сказала мне, что он наставил рога Гордону… Простите, что я затронул эту тему в такой момент, но мы говорим о возможных гипотезах убийства, поэтому я хочу сразу объяснить, что смерть Рютта и уговоры Гордона совершить преступление являются для меня совершенной бессмыслицей.

— Но ведь я один раз уже сказал, что вы вовсе не хотели смерти мистера Рютта. Вы хотели смерти своего брата, который уже столько лет давил вас железной рукой. Вы знали, что в случае его смерти вы получаете свободу и можете выпорхнуть из клетки, в которую он вас посадил. Все было очень просто, вы обговорили детали убийства. Вам, впрочем, предназначалась роль его алиби. Вероятно, вы договорились, что вы скажете, что разбудили сэра Гордона в шесть, а потом до семи вы вместе работали в фотолаборатории. Потом спустились вниз и застали уже остывшего Рютта. А тем временем ваш план был проще. Спуститься вниз в четыре под предлогом помощи сэру Гордону в работе до прихода Рютта, подать ему кофе с цианистым калием, потом проверить, все ли в порядке, подняться наверх и лечь в постель…

— Хорошо, что у вас нет никаких доказательств… — Сирил вытряхнул трубку и набил ее заново. — Иначе при вашей изобретательности вы готовы были бы и вправду заковать меня в кандалы.

— Но разве вы не понимаете, что если сэр Гордон хотел убить мистера Рютта, то вы — единственный человек, который мог убить сэра Гордона. Только вы, кроме покойного, знали об убийстве. Только вы, кроме покойного и Рютта, знали, что должны встретиться в шесть часов. Если бы вы не были посвящены в планы сэра Гордона, он никогда не пригласил бы вас к шести часам вместе с Рюттом. Вы ведь были единственным свидетелем смерти Рютта. Вы знали о Рютте и Сильвии, вы извлекали пользу из смерти Гордона, вы его ненавидели, вы знали его план, вы могли написать письмо номер 1, — словом, вы совпадали со всеми моими предположениями, и у вас не было ни одного слабого пункта. Не было ни одной вещи, которую вы бы не могли сделать. Но было еще кое-что другое, о чем я не думал и что тоже относилось к вам. Когда у меня уже все так прекрасно складывалось, я стал думать и об этом, и прежде всего — о ручке окна. Она выросла у меня до апокалиптических размеров. Я никак --">