Владимир Фёдорович Власов - По ту сторону разбитого зеркала

лирику и философию! Раз уж я решил сделать признание и поведать вам, господин следователь, о том несчастном случае, происшедшем на страшной улице Вязов (вы в курсе этих событий), а может быть, и преступлении, к которому я имею самое непосредственное отношение, так позвольте мне приступить к изложению обстоятельств дела.

В тот день мы, как всегда, вышли вместе с моим приятелем-двойником в благодушном настроении с надеждой подцепить очередную дамочку на бульваре и весело провести время. Каждый раз, когда мы совершали подобный моцион, у меня начинало приятно колотиться сердце. Глядя на прекрасных женщин, прогуливающихся по набережной, я всегда испытывал поистине эстетическое наслаждение, как подлинный ценитель искусства, шатающийся среди шедевров Лувра и впитывающий в себя непреходящую красоту вечности, запечатленную в художественных образах и скульптурных формах. В моем воображении лучшие качества и отличительные особенности прекрасных дам, встречаемых мной во время этих прогулок, синтезировались в некий собирательный образ красавицы с праздно скучающим видом, которая своими томными взглядами как бы дает вам понять, что не прочь познакомиться с умным и обаятельным собеседником. Мы шли, не спеша, и не торопились броситься в объятия первой попавшейся незнакомки, так как по своему опыту я знал, что стоит только остановить свой выбор на ком-либо, как через пять минут появится другая красавица еще краше и привлекательней.

Мы уселись на скамейке одной тихой аллейки парка, примыкающего к набережной, и я задорно подмигнул моему двойнику, отразившемуся в стекле телефонной будки. Время у нас в запасе еще имелось, и нужно было хорошенько присмотреться перед тем, как приступить к охоте. Так некоторое время мы сидели молча, напустив на себя сосредоточенно отрешенный вид.

И вдруг я увидел ее, идущую прямо к нам по дорожке со стороны набережной. Было ли это ожиданием какого-то безумного поворота моей судьбы, или же это явилось ощущением той десницы рока, которая влечет нас к неодолимому исходу – не знаю, но при виде ее я от неожиданности вздрогнул, и какое-то предчувствие больно защемило мое сердце.

Черты ее лица почти не изменились. Глаза и вздернутый носик оставались по-прежнему детскими, только ее губы были ярко накрашены. Ее тонкая гибкая фигура хранила ту же юношескую прелесть, которой я часто любовался, когда следил из окна за ее игрой в волан во дворе дома, где когда-то снимал квартиру.

В этот момент на меня разом нахлынули воспоминания, как облачко легкого тумана, поднимающегося с реки, внутри которого, как в зеркальном отражении, запечатлелся её образ. И вновь я увидел девочку-подростка, мою маленькую озорную фею, так долго испытывавшую мое терпение.

О, как она меня дразнила, изображая влюбленное создание! Встречая меня в подворотнях, бросала страстные взгляды, томно закатывала глаза и издавала глубокие вздохи. Уже тогда она выбрала меня своей жертвой, на которой решила попробовать силу своих чар. По нескольку раз в день она лукаво спрашивала у меня время, при этом ее дерзкие насмешливые зрачки излучали такое коварство, что невольно вызывали у меня улыбку. Как-то я не выдержал и ответил ей:

– Твое время еще не пришло, малышка.

Она обидчиво надула губки, но тут же ответила, обратившись ко мне почему-то на "ты":

– А ты разве не читал Шекспира? Джульетте было четырнадцать лет, когда она полюбила.

– Но ее Ромео не стукнуло еще тридцати пяти.

– Любви все возрасты покорны, – заявила она торжественно, рассмеялась своим детским задорным смехом и убежала.

Меня забавляло слушать подобные речи из ее уст. Я прекрасно сознавал, что между мной, взрослым человеком, и ею, почти еще ребенком, не может ничего быть. Но чем больше я ее сторонился, тем дерзновеннее становились ее выходки. Она начала подбрасывать в мой почтовый ящик свои любовные письма, чей эпистолярный стиль мало чем отличался от классиков из ее учебной программы. Я не знал, что предпринять, тем более, однажды ее мать, встретив меня на лестничной площадке, ни с того ни с чего заявила, чтобы я оставил ее дочь в покое. Ее отец тогда с ними уже не жил. Мне совсем не нужны были неприятности, и я, чтобы избежать скандала, решил съехать с квартиры, которую снимал в том доме.

Но странное дело, когда позднее я перечитывал строки ее писем,

--">