Гертруда Атертон - Миссис Больфем

было его обычной позой при обсуждении законов, потом вышел из комнаты своей тяжелой, деревенской походкой, которую она была бессильна изменить. Он не выделялся ни внешностью, ни манерами, был скорее настойчив, чем силен, и более хитер, чем решителен.

Она была благодарна, что он не даровал ей обычный супружеский поцелуй. Запах кофе от усов вызывал в ней дурноту, с тех пор, как она перестала его любить.

Или начала ненавидеть. И вот, лежа в постели и глубоко вздыхая, чтобы отвлечь кровь от висков, она задавала себе вопрос, любила ли она его вообще в утро жизни, когда мужчина и женщина молоды? Он был высокий, стройный юноша с красными щеками, блестящими глазами и «кружил» головы в деревне. Его внешность хвалили, и он должен был наследовать магазин отца, так как его единственный брат умер год назад, а сестры вышли замуж и уехали на Запад. Она была красива, легкомысленна и так плохо образована, как все девушки ее класса, но хорошо хозяйничала в доме отца. Уже в шестнадцать лет она отличалась умением делать пироги, а в двадцать изяществом и вкусом, с каким из ничего мастерила свои платья. Она ни в коем случае не напоминала дурочек ее возраста, класса и понятий. Хотя она и не была способна к страсти, в ней была тонкая чувствительность, свойственная юности, стремление к романтичности и холодное недружелюбие к суровой мачехе.

Давид Больфем вздыхал по ней возле главного подъезда и завоевал ее во фруктовом саду; это было весной. Все было так естественно и неизбежно, как корь и коклюш, от которых она его выходила в первый год их брака.

Она была счастлива счастьем юности, неведенья и постоянной работы. Хотя его банальные измены и вызывали ссоры, они скоро забывались, так как она была женщиной невозмутимого и философского темперамента. К тому же у них не было детей, за что она чувствовала к нему род холодной и отрицательной благодарности. Она любила детей и даже привлекала их к себе, но предпочитала, чтобы другие женщины рожали и воспитывали их.

Но все это, относительное, счастье продолжалось до пробуждения его честолюбия и до серьезных испытаний, связанных с этим.

Железная дорога превратила сонную деревню в прелестный городок, с тремя тысячами жителей.

Для миссис Больфем это обозначало более широкие интересы, возможность поехать в Нью-Йорк, но более удобное сообщение с большим городом почти разорило дело ее мужа. Его отец умер, и он наследовал магазин, который в течение поколений снабжал товарами деревню. С проведением железной дороги Больфем обленился и в хорошую погоду любил сидеть на тротуаре, а зимой перед печкой, отодвинув стул назад и ведя политические беседы с другими джентльменами, столь же обремененными делами, как и он. Он был популярен, потому что любил пошутить, имел приветливые манеры, был авторитетом в политике и обладал красноречием, хотя и безграмотным. Когда дела его пошатнулись, он только бранился, и как раз, когда он, в действительности, начал ощущать затруднения, его шурин, бывший также другом его юности, приехал из Монтаны и спас его дело от разорения, а «старое место Больфемов» – от залога.

Мистер Коммек, шурин, изгнал бездельников и ввел Дэва в политику. А сам лично посетил каждую хозяйку общины, условившись держать в магазине самые лучшие продукты, но ничего из тех вещей, что служили предлогом для поездки в Нью-Йорк или позволяли помечтать, с прейскурантом в руках.

Миссис Больфем презирала этого шумного, вульгарного, делового родственника, хотя к концу второго года, двенадцатого ее замужней жизни, она уже держала прислугу «за все» и делала себе маникюр. С Коммеком она обращалась с неуклонной ласковостью – врожденное качество, которое впоследствии пышно расцвело в изящество – и даже отдавала ему известную дань благодарности. Она была истинная женщина и вскоре после его появления сознала честолюбие, заложенное в ее сильный характер, и начала принимать участие в осуществлении прекрасно намеченного плана – главенства в общине.

Все это было очень легко. Конечно, она никогда не встречала и, вероятно, никогда не встретит действительно богатых людей, собственников больших поместий графства, надменно принимавших у себя один другого, если только это не были приемы для приглашенных из Нью-Йорка, подходящих им по положению. Но миссис Больфем не теряла времени на бесплодные сожаления. В ее деревне и по соседству было достаточно старых семейств, гордившихся тремя или четырьмя поколениями на той --">