Найо Марш - Убитая в овечьей шерсти

насчет убийц? Что ни говори, а любопытство, как выразилась бы покойная тетя, самое мощное оружие в арсенале Пятой колонны. Флосси, знаете ли, была моей теткой, — неожиданно добавил Фабиан. — Ее муж, долготерпеливый Артур, был моим кровным дядей, если это точное выражение. Он пережил ее на шесть месяцев. Любопытно, не так ли? Несмотря на хронический эндокардит, которым он страдал, Флосси при жизни не нанесла ему заметного вреда. Зато после ее смерти он сразу последовал за ней. Надеюсь, я не кажусь чересчур бессердечным?

— Интересно, — промолвил Аллейн, — была ли смерть миссис Рубрик ударом только для ее мужа?

— Вряд ли, — откликнулся Фабиан, бросая пронзительный взгляд на гостя. — Вы хотите сказать, что за веселой безжалостностью я прячу измученное сердце?

Он помолчал некоторое время, затем громко сказал:

— Если бы жена вашего дяди была обнаружена в плотно спрессованном состоянии в тюке с шерстью, сумели бы вы отнестись к этому факту с полнейшим самообладанием? Хотя при вашей профессии, возможно, сумели бы.

Он помедлил, затем добавил так, словно произносил непристойность:

— Мне пришлось опознавать ее.

— Не кажется ли вам, — сказал Аллейн, — что сейчас было бы как нельзя более кстати рассказать все с самого начала?

— Извините великодушно, я так и собирался. Видимо, я подсознательно считаю вас всезнайкой. Даже оракулом. С которым надо советоваться, а не сообщать сведения. Кстати, насколько вы осведомлены?

Аллейн, у которого было собственное мнение по поводу золотой молодежи, задумался, всегда ли данный экземпляр отличается такой эклектичностью речи, мышления и манер. Ему было известно, что Фабиан Лосс состоял на военной службе. Сейчас он размышлял, что привело его в Новую Зеландию и действительно ли он страдал, как сообщал в письме, от последствий травмы.

— Я хотел сказать, — произнес Фабиан, — что не стоит тратить время на бессмысленные повторения.

— Когда я принял решение посетить вас, — ответил Аллейн, — я ознакомился с делом. Я имел продолжительную беседу с младшим инспектором Джексоном, который, как вам известно, ведет дело.

— Закрыть лицо руками и разрыдаться — вот все, на что он годится, — желчно сказал Фабиан. — Ознакомил ли он вас со своими записями?

— Я получил доступ ко всем протоколам.

— Мне искренне жаль вас. Я должен сказать, что по сравнению с ними даже мой отчет может считаться образцом этого жанра.

— В любом случае, — сухо сказал Аллейн, — я бы хотел его услышать. Будем считать, что я не располагаю никакой информацией.

Он подождал, пока Фабиан переключил скорость на 50 миль в час, зажег сигарету и аккуратно потушил спичку, прежде чем бросить ее в придорожные заросли.

— Вечером, в последний четверг января 1942 года, — начал он, следуя за потоком своих воспоминаний, — моя тетя, Флоренс Рубрик, вместе с Артуром Рубриком, моим дядей, Дугласом Грейсом, ее родным племянником, мисс Теренцией Линн, ее секретаршей, мисс Урсулой Харм, ее подопечной, и со мной, сидела на теннисной площадке в Маунт Мун и готовилась к встрече патриотов, которая ожидалась через десять дней. Вдобавок к своему членству в парламенте Флосси была президентом местного комитета по реабилитации, который сама и учредила с целью адаптации военнослужащих к фермерской жизни. На собрании следовало организовать чай, после него — пиво и танцы. Флосси, вознесясь на импровизированную трибуну, которой служил пресс для шерсти, собиралась взывать к слушателям три четверти часа кряду. Она была неутомимым оратором, наша Флосси. Все это она планировала, сидя в шезлонге на теннисной площадке. Возможно, вы получите представление о ее характере, узнав, что она объявила о своем намерении через десять минут пойти в овчарню апробировать голос. Вечер выдался душный и жаркий. Флосси, которая любила повторять, что мыслить лучше в движении, маршем провела нас по розарию, не обойдя вниманием оранжерею и малинник. Изнуренные жарой, усталые после игры в теннис, ми плелись за ней следом безо всякого энтузиазма. Во время этого шествия на ней было длинное прозрачное одеяние, сколотое двумя бриллиантовыми булавками. Когда мы, наконец, сели, Флосси, разгоряченная движением и ораторскими упражнениями, стянула с себя одеяние и бросила его на спинку шезлонга. Минут через двадцать, когда она собралась снова облачиться в него, одной бриллиантовой булавки на месте не оказалось. Дуглас, будь он --">