Алексей Ракитин , Ольга Ракитина - Бриллиантовый маятник

Другая дверь из прихожей вела в кухню, из которой налево был вход в дальнюю маленькую полутемную комнатку, обычно заставленную всяким хламом. Направо от входной двери в прихожей были еще три смежные комнаты, которые использовались как жилое помещение и склад.

Лихачев, нарочито громко переминаясь на скрипучих деревянных полах, позвал хозина, но в ответ не услышал ни звука. Это было невиданно! — обычно Иван Иванович Миронович никогда не оставлял дверь в кассу незапертой. Даже когда приходил посетитель, первое, что делал хозяин кассы — запирал внушительных размеров засов на входной двери. Мало ли что! Контора ростовщика — сладкая приманка для всяких проходимцев. Но теперь в кассе, как казалось, не было никого, а это было в высшей степени подозрительно.

— Пойдем — ка, милая, отседова подобру, поздорову. Вишь — дверь открыта, а хазяина — то и нет. Позовем — ка дворника — пусть сам посмотрит…

С этими словами парочка быстренько скатилась по лестнице, выскочила во двор и призвала на помощь Анисима. Анисим стукнул в приоткрытую форточку дворницкой и, дождавшись, когда в окне появится всклокоченная после сна голова его напарника, Варфоломея, сказал тому:

— Слышь — ка, надо посмотреть на кассу Мироновича. Вот, — он указал на портняжек, — говорят, открыто там. Выйди, подсоби мне.

Так, вчетвером, они и вошли в помещение кассы. Было пугающе тихо. Анисим громко позвал:

— Иван Иваныч! Эй, кто — нибудь…! Кто есть, голос подай!

Компания постояла неподвижно, прислушиваясь. Тихо. Тогда Анисим решительно шагнул в большую комнату — никого. Стеклянная витрина была цела, на полу оказались разбросаны какие — то бумажки, но в целом ничего подозрительного в глаза не бросалось.

За Анисимом ниточкой потянулись Варфоломей и Петр. Даже Авдотья не утерпела, заглянула. Пусто.

Тем же маневром они осмотрели кухню и, наконец, отворили дверь в маленькую темной комнатушку за нею.

Там — то они и увидели труп.

Зрелище было ужасным даже для Анисима, которому на своем веку немало довелось повидать покойников. Одно время он был санитаром в анатомическом институте при Медико — хирургической академии на Нижегородской улице, что на Выборгской стороне, и там насмотрелся на тела с колотыми, резаными, огнестрельными ранами, расчлененные поездом и расплющенные паровым молотом. Но сейчас даже Анисим присел на ставших вдруг ватными ногах и мелко перекрестился: «Ух ты, Господи, свят, свят…». Поперек кресла, с перекинутыми через подлокотник широко раздвинутыми ногами, уткнувшись неестественно выгнутой головой в другой подлокотник, лежала девочка, Сарра Беккер, дочка приказчика кассы Мироновича. То, что она была мертва, сомнений не было никаких — отечное лицо, побуревшее от прилива крови, стало совершенно неузнаваемо, полуприкрытые остановившиеся глаза имели дикое бессмысленное выражение, а на лбу, над левой бровью зияла огромная отвратительная рана, вокруг которой на кресле образовалось большое кровавое пятно. Ужасную картину дополнял торчавший изо рта девочки уголок носового платка, который, видимо, был засунут ей в рот почти целиком. В комнате висел специфический запах смерти — нет, еще не запах трупного разложения, а то особое зловоние человеческой утробы, которое вырывается наружу при глубоком посмертном расслаблении кишечника.

Анисим недаром носил звание старшего дворника, он был мужик смышленый, крепкий и грамотный. Не давая приблизиться к трупу своим спутникам, заглядывавшим через его плечо, он резко сдал назад, оттеснив своей спиной всех за дверь. Быстро повернувшись к Варфоломею, он приказал тому, как отрезал:

— Быстро в полицию. У нас тут убийство. Одна нога здесь — другая там. Давай, колченогий!