Татьяна Светлова , Татьяна Владимировна Гармаш-Роффе - Место смерти изменить нельзя

демократия. — Максим усмехнулся. — Мы наконец узнали правду о вашей стране. О вашей великой и страшной стране. Знаешь, многие были абсолютно очарованы Советским Союзом, они всерьез верили, что там строится новое общество… Мой брат вступил в коммунистическую партию! Мы с ним ругались, несколько лет не разговаривали даже… Это было, правда, лет пятнадцать назад, он потом из нее вышел… Это замечательно, что теперь у вас свобода слова.

— Угу, — сдержанно ответил Максим.

— Я ошибаюсь?

— Нет. Просто палка о двух концах.

— Мафия, то-се? Понимаю… Я, собственно, к тому, что вот уже хорошо то, что ты смог восстановить правду о своей семье… Если бы еще о столике раскопать что-нибудь историческое! Это было бы неплохим украшением сценария, — увлеченно продолжал Вадим, стряхивая с себя остатки тяжелой оцепенелости от жары и алкоголя. — Я теперь даже знаю, как Арно из запоя вытащить: теперь у меня есть ты как средство пропаганды здорового образа жизни — не захочет же он, чтобы его долгожданный русский родственник увидел пьяницу…

— Столик?

— Ну да, ты же ничего не знаешь. — Вадим покачал головой. — Вместо твоих родственников отец Арно встретил только столик.

— Отец мне говорил, кто-то ему рассказывал, что его родители погрузили мебель на пароход… Только я не поверил. Какая, к черту, мебель, когда такое творилось!

— Это трудно назвать мебелью. Это маленький туалетный столик великолепной работы, подарок русской императрицы одной из твоих прапрабабушек.

— Вот как?

— Да… Как странно устроена жизнь. Отец Арно хранил его для вас, надеясь, что его русские родственники сумеют вырваться из большевистской России. А теперь сам Арно хранит его для вас, надеясь вас разыскать. И, ты знаешь, его много раз уговаривали продать этот антиквариат — о нем все знают;

Арно, как я тебе говорил, всех широко информирует о своих делах, — а он ни в. какую. «Вы, дорогуша, подбиваете меня на воровство. Как я могу продать вещь, мне не принадлежащую!» — вот как он сказал, я свидетель… Представляю, как он обрадуется! Ты можешь заехать в Париж хоть на пару дней?

— Нет. У меня съемки, группа ждет.

— Обидно. Ну ничего, мы с тобой созвонимся, спишемся, организуем твой приезд. К Рождеству управишься, может?..

Глава 2

Они и созвонились, и списались, Максим заочно познакомился со своим дядей и затеял с ним оживленную переписку, но его приезд удалось организовать только через год с лишним — Вадим болел, Максим разводился, оба заканчивали картины.

И вот наконец русский здесь. Сидит рядом в машине, любуется осенним пейзажем.

Почувствовав на себе взгляд, Максим повернулся. Вадим смигнул и отвел глаза. У него была такая привычка — смигивать, Максим это еще в Каннах подметил, и это придавало Вадиму сходство с совой. К тому же у него были круглые зеленовато-серые глаза, нечеткое, как на детском рисунке, пятно рта и округлое мягкое лицо, на котором неожиданно крепко и крючковато сидел нос.

Максим слегка улыбнулся в усы.

— Как дядя снимается?

— Он в отличной форме. Когда я предложил ему роль, то поставил условие: выход из запоя. Шантажировал грядущей встречей с тобой. Сам не ожидал: Арно не только согласился, он буквально на следующий день помчался к врачам, лег в больницу. Я его ждал, отодвинул начало съемок. А сам, честно признаюсь, все время боялся — вдруг на съемках сорвется? Вдруг снова запьет? Все насмарку тогда! Тем более что сценарий такой… В некотором смысле из его жизни, из драматических моментов его жизни, точнее. Увидишь, сегодня у меня сцена с девочкой, я тебе говорил о ней, кажется… Они неплохо сработались.

— Актриса?

— Лицеистка… Разница, конечно, есть, Арно ее переигрывает, но в этом есть своя прелесть, оттеняет ее свежесть, непосредственность…

Максим в ответ неопределенно кивнул, выражая вежливое, но неуверенное согласие.

— Ну и как, дядя держится?

— Держится, молодец. Я его страшно уважаю за это. Сам знаешь, сколько разбитых актерских судеб из-за слабоволия…

— У нас как-то все ухитряются и пить, и работать.

— Ну вы, русские, — нация специфическая…

— Должно быть, — усмехнулся Максим. — А что за «драматические моменты его жизни»? Если не секрет?

— Как-нибудь расскажу… Мы приехали.

Они съехали со скоростной трассы на местное шоссе, вскоре свернули на проселочную дорогу между лесом и полем. Тянувшийся слева лес вдруг отступил, открыв обширную поляну, посредине которой старый --">