Владимир Григорьевич Колычев - Соленый волк

— Значит, или не вешали, или не тонул.

— Могли сначала повесить, а потом уже в воду.

— Разберемся.

Малахов набрал номер полиции. Представляться не стал, просто сообщил о трупе с признаками насильственной смерти, объяснил, как проехать к месту. На просьбу дежурного представиться назвал первую же пришедшую на ум фамилию.

Они уже причаливали, когда появился красномордый мужчина с воспаленными глазами. Видавший виды охотничий костюм с накладными карманами, резиновые сапоги, а в руках двуствольное ружье, направленное на Малахова.

— Я вам покажу, как лодки угонять! — Он угрожающе взвел курки.

Но Малахов даже бровью не повел. Он не бравировал, смерть его на самом деле не пугала. А если пугала, то не настолько, чтобы умолять о пощаде.

— Идиот, мы из полиции! Утопленник у нас! — отпустив одно весло, Стасов покрутил пальцем у виска.

— Опусти ружье, Дима! — сказал Малахов, вспомнив, как Люба величала рыбного соседа.

— Ну, Дима… А вы кто такие?

— Соседи. Люба рыбу вчера у вас покупала.

— А-а, Люба!

Мужчина опустил ружье, помог пришвартоваться. Но труп из воды вытаскивали без него. А тело тяжеленное, удивительно, как оно могло держаться на воде. Вдвоем еле управились, и то потому, что на дефицит физической силы никто не жаловался.

— Кто это? — с ужасом спросил Дмитрий Сергеевич.

Лицо покойника разбухло от долгого пребывания в воде, посинело, потемнело, изъеденная гнилью и водными тварями кожа сморщилась, размякла.

И руки представляли собой жуткое зрелище. От воды кожа на ладони вместе с ногтями отделилась от кости, образовав самую настоящую перчатку. Обычно в таких случаях ее называли перчаткой смерти. И перчатку эту нужно срезать с руки, чтобы затем в лаборатории натянуть на кисть манекена, тогда уже можно будет провести дактилоскопию. И то не факт, что получится.

— А куртка у него охотничья, — выразительно глянув на Диму, сказал Стасов. — Камнями набили.

Артем кивнул. Куртка длинная, с резинкой по нижнему срезу. Резинку затянули, под куртку набили камней, застегнули и бросили в воду. А шнурок почему-то развязался, камни высыпались, и труп всплыл. Несколько камней так и остались под курткой.

Возможно, для подстраховки к веревке привязали большой камень. Но тогда кто мог обрезать веревку? И зачем?… Может, кто-то нарочно вернулся к трупу, освободил его от камней и пустил в плаванье? В расчете на то, что тело выловят. Но зачем? И кому это нужно? Вода в реке сейчас далеко не самая теплая. Да и само по себе нырять за трупом сомнительное удовольствие.

— Да нет, спортивная куртка, — качнул головой мужчина. — Цвета хаки.

— Ну, может, и спортивная, — ощупывая карманы, пожал плечами Стасов и качнул головой, обращаясь к Малахову. Нет ничего, пусто.

Малахов же вопросительно глянул на мужчину. И тот правильно понял его.

— Новая куртка, Никита ее недавно купил, в августе.

— Никита?

— Драбов Никита! — уточнил мужчина.

— Вы его знаете? — оживился Малахов.

— Ну да. Он тут недалеко живет.

— А вы Дмитрий Сергеевич… Как фамилия?

— Волчков. Фамилия Волчков!

— Подполковник полиции Малахов.

— А-а, да, да… У Любы муж, я видел, фуражка у него.

— Фуражка… — кивнул Стасов, глядя на Макса, который спускался к ним с обрывистого яра. — С кокардой.

— А Вика все в Москву звонит. — Волчков озадаченно поскреб затылок.

— Вика? В Москву?

— В Москву? — Волчков будто спохватился, резко опустил руку, как будто его застали за привычным, но неприличным занятием.

— Кто такая Вика?

— Вика?… Ну, жена Драбова.

— Драбов должен был уехать в Москву?

— Ну, я не знаю. Знаю, что Вика извелась, ищет его.

Макс присвистнул, увидев труп, но ничего не сказал. Переглянулся со Стасовым, посмотрел на Малахова, который вел опрос.

— В полицию обращалась?

— Не знаю. — Глазки у Волчкова забегали.

— Почему?

— Почему не знаю?

— Почему не обращалась?

— Не знаю, может, и обращалась.

— А может, у вас не принято в полицию обращаться? — спросил Малахов.

— Почему не принято?

— Я так понимаю, вы, Дмитрий Сергеевич, рыбой занимаетесь?

— Ну, как занимаюсь, рыбачу иногда.

— Вы не в курсе, что вылов осетровых запрещен? — нахмурив брови, сурово спросил Малахов.