Роберт Ладлэм - Завет Холкрофта

вашего уха. Я приношу вам свои извинения.

— Ничего страшного, — сказал Ноэль, переступив порог хорошо обставленного купе. Стол. Два кресла, кровати не видно. Обшитые деревянными панелями стены, на окнах плотные темно-красные бархатные шторы, заглушающие шум вокзала. На столе лампа с абажуром.

— До отправления минут двадцать пять, — сказал банкир. — Времени достаточно. И не беспокойтесь — об отправлении объявят заблаговременно. Поезд не тронется, пока вы не покинете это купе. Вам не придется ехать в Цюрих.

— Я никогда не был в Цюрихе.

— Я убежден, что очень скоро вам представится случаи там побывать, — сказал банкир загадочно, знаком приглашая Холкрофта занять кресло за столом.

— Сейчас это к делу не относится, — сказал Ноэль; он сел, расстегнул дождевик, но не снял его.

— Извините, если обидел вас. — Манфреди откинулся на спинку кресла. — Я еще раз приношу вам свои извинения. Мне хотелось бы взглянуть на ваши документы. Пожалуйста, покажите паспорт. И водительские права, а также все бумаги, в которых указаны ваши особые приметы, прививки — все в таком духе.

Холкрофта обуял гнев. Помимо всех неудобств, которые он вынужден терпеть в связи с этим делом, его раздражал покровительственный тон банкира.

— Зачем? Вы же знаете, кто я. Иначе вы бы не открыли мне дверь. У вас, вероятно, моих фотографий и информации обо мне больше, чем у государственного департамента...

— Доверьтесь старику, сэр, — сказал банкир, пожимая плечами, и к нему вновь вернулись любезность и обходительность. — Сейчас вам все станет ясно.

Ноэль нехотя полез в карман пиджака и достал кожаное портмоне, где лежали его паспорт, медицинский сертификат, международные водительские права и два рекомендательных письма, из которых явствовало, что он дипломированный архитектор. Он передал портмоне Манфреди:

— Здесь все. Можете ознакомиться. С едва ли не большей неохотой банкир открыл портмоне.

— Такое ощущение, что я подглядываю в замочную скважину...

— Так оно и есть, — прервал его Холкрофт. — Я не просил об этой встрече. И, честно говоря, эта поездка в Женеву нарушила мои планы. Я бы хотел поскорее вернуться в Нью-Йорк.

— Конечно, конечно, я понимаю, — тихо сказал швейцарец, изучая документы. — Скажите, какой был ваш первый проект вне Америки?

Ноэль подавил раздражение. Он совершил столь длительное путешествие за океан, так что теперь не было смысла отказываться отвечать.

— В Мексике, — ответил он. — Для треста гостиниц «Альварес». Работы производились к северу от Пуэрто-Вальярта.

— А второй?

— В Коста-Рике. Правительственный заказ. Здание почтового управления в 1973 году.

— Какую сумму составил доход вашей нью-йоркской фирмы в прошлом году? Без издержек.

— Это не ваше дело, черт возьми!

— Уверяю вас, мне эта цифра известна. — Холкрофт, сдаваясь, резко помотал головой.

— Сто семьдесят три тысячи долларов с мелочью.

— Учитывая стоимость аренды помещений, зарплату сотрудников, оплату оборудования и прочие расходы, цифра не очень-то впечатляющая. Вам не кажется? — спросил Манфреди, все еще внимательно рассматривая бумаги.

— Это моя собственная компания. Там минимальный штат сотрудников. У меня нет партнеров, нет жены, нет долгов. Могло быть и хуже.

— Но могло быть и лучше! — сказал банкир, взглянув на Холкрофта. — В особенности если принять во внимание ваш талант.

— Могло быть и лучше.

— Вот и я так думаю, — продолжал швейцарец. Он сложил документы обратно в портмоне, передал его Ноэлю и подался вперед. — Вы знаете, кто был ваш отец?

— Я знаю, кто мой отец. Его зовут Ричард Холкрофт, родом из Нью-Йорка, муж моей матери. Он жив и здоров...

— И на пенсии, — завершил Манфреди. — Он, как и я, банкир, но едва ли похож на наших швейцарских банкиров.

— Он был и остается уважаемым человеком. Его ценят.

— За семейное состояние или за профессиональные достоинства?

— За то и другое, я бы сказал. Я люблю его. Если у вас есть какие-то возражения, держите их при себе.

— Преданность — качество, достойное уважения. Однако вернемся к делу. Холкрофт появился на горизонте, когда ваша мать — женщина потрясающая, между прочим, — переживала тяжелейшие времена. Но давайте не будем лукавить. Забудем о Холкрофте. Я имею в виду вашего настоящего отца. Тридцать лет назад Генрих Клаузен сделал некоторые распоряжения. Он часто курсировал между Берлином, Женевой и Цюрихом — конечно, не ставя об этом в --">