Николай Александрович Брыкин - В дозоре

к ручью: пить захотел. У ручья я его и взял. Направил на него штык и говорю: „Вставай! Руки вверх!“

„Он мне: „Попить дай“. Ну что ж, думаю, попей. Пьет он, а я штык у спины держу. Попил он, встал, поднял руки, спрашивает: „Куда итти?“

— Как он себя дорогой вел?

— Ничего, смирно, только закурить пытался и меня папиросами угощал.

— А вы что?

— Штыком в спину нажал.

— А записку когда успели написать? Времени-то у вас было мало.

— А я ее, товарищ лейтенант, как в лес ехал, заготовил.

— Молодец, Вишневецкий, — говорю ему.

Вишневецкий ушел. А я хожу по кабинету и думаю: „Егору Ивановичу — награда, Вишневецкому — часы с благодарностью, а как быть с Жучком, ведь и он тоже славно отличился“.

Позвал старшину.

— В поимке диверсанта, — говорю старшине и смеюсь, — большое участие принимал Жучок, так вот... выдайте ему двести граммов пиленого сахару.

Старшина стоит в дверях и не знает, шучу я или серьезно говорю.

— Не поймет он, товарищ лейтенант. Может, ему лучше лишний котелок овса дать?

— Сахару дайте, поймет».

* * *

Начальник заставы замолчал. А я долго и любовно смотрел на Жучка. Продувной жеребец, положив голову на плечо начальника, косился огромным темным глазом на его карман. Старая история: ждал сахару.

Я пожалел, что не захватил с собой сладкого.

--">