Василий Степанович Стенькин - Рассказы чекиста Лаврова [Главы из повести]

берите любую машину. Договорились? Желательно выехать завтра: время не терпит.

Я обошел все городские базы МТС и колхозов, но ни попутчиков, ни бензина не было. И только через два дня на перевалочной базе Цолгинской МТС я встретился с директором и главным бухгалтером — у них было горючее и не было машины. Мы быстро сговорились и рано утром следующего дня тронулись в путь.

В Бичуру приехали ночью. Высокие окна закрыты плотными ставнями на железные болты. Тишина. Темень. Только вьюга крутит над крышами да изредка собака беззлобно тявкнет.

II

Село Бичура вольно раскинулось в широкой долине Хилка. Говорят, от одного крайнего двора до другого без малого полтора десятка километров. Дома срублены из толстых лиственничных бревен, на века поставлены.

И люди под стать домам — рослые, крепкие, могучие семейские, чьи предки были высланы из России царицей Екатериной за приверженность старым обрядам русской церкви, за почитание строптивого протопопа Аввакума. Но и вдали от родных мест старообрядцы свято чтили и хранили верность старине, старались жить так, как жили деды.

Неумолимые законы самой жизни, свежий ветер революции и бурные события тридцатых годов расслоили семейщину. Так веялка отделяет зерно от половы. И все-таки многие нравы и обычаи старины старообрядцы сохранили до наших дней.

И вот в этом огромном селе нам нужно найти человека под шпионской кличкой Ногайцев, имеющего дочь Ксению. Больше мы ничего о нем не знаем.

Первая ниточка, за которую мы зацепились, была, конечно, эта птичница Ксения. Наметили: во всех колхозах села выявить всех птичниц с момента коллективизации. Переговорили со многими людьми, перелистали уйму конторских книг и дел — ни одной Ксении не нашли.

В картотеке паспортного стола милиции отыскали более двухсот женщин с таким именем. Проверили их и отцов — живых и умерших. О тех, которые выехали из села, послали запросы... Ничего. Занялись поисками самого Ногайцева. Главное направление поиска определялось предположением: если Ногайцев завербован контрразведкой атамана Семенова, значит, это скорее всего человек, служивший у белых, либо имевший какой-то иной контакт с белогвардейцами.

На схематическом плане Бичуры мы нанесли условными точками всех, кто мог быть как-то полезен нам: старых коммунистов, бывших красных партизан, мудрых дедов...

Ясный, солнечный день. За двойными стеклами отведенной мне комнаты заиндевелые тополя, побелевшие телеграфные провода, сизые дымки труб. Изредка пронесется легкая кошева, запряженная низкорослой монгольской лошадкой, и пробежит сибирская лайка, весело задрав хвост и навострив уши.

Входит высокий, чернобородый мужик в полушубке, перетянутом цветным кушаком. Сел, положил рядом с собою шапку, кожаные залоснившиеся рукавицы и пригладил шершавой ладонью черные, без седины волосы.

— И пошто люди эту отраву чадят, холера ее побери, — кивнул он на пепельницу, забитую окурками. — Жизнь по своей охоте укорачивают...

Говорит он не сердито, с какой-то веселой ноткой в голосе. Видно, в хорошем расположении духа.

— Дрянь, конечно, — соглашаюсь я. — Когда-нибудь люди будут смеяться над этим: дым глотали. Приятно? Нет. По привычке...

— Худая привычка, — мужик помолчал. — Много в людях дурных обыкновений, а все равно человек от этого не становится хуже, потому как есть творение божье...

«Ишь ты, куда повернул», — подумал я и перешел к делу.

— В белых-то? Многие служили. Село наше сколько раз переходило из рук в руки. Белые придут — мобилизуют, красные — опять же призывают. Которые посправнее, те больше к белым льнули, а беднота — к красным. Время-то шибко заполошное было.

— Я-то? Поначалу — у белых, опосля с партизанами ходил. Под Зардамой с япошками дрался, отметину имею.

Мужик помахал левой рукой, показывая ограниченность движения в плечевом суставе.

— Которые до конца с Гришкой Семеновым якшались? Таких, однако, у нас нет... А тебя, паря, что интересует-то? — неожиданно спросил он.

Я задумался, как лучше объяснить цель нашей беседы. Обманывать его не хотелось, а сказать правду не мог. Старик, не дождавшись моего ответа, продолжал:

— Однако Советская власть все грехи отпустила. Чего же теперь ворошить былое?

С полчаса я еще поговорил со стариком, но без всякой пользы для дела: ни одной фамилии он так и не назвал. Всякими увертками, отговорками и ссылками на --">