Александр Александрович Тамоников - Человек с двойным лицом

заборами нависали ветви фруктовых деревьев, в палисадниках шумели кусты сирени, она отцвела в конце мая, теперь распустился жасмин. Запах цветов заполнял улицу. Впрочем, это был не жасмин. Так в России называют чубушник, хотя разница между ними внешне незначительная. И вряд ли, кто знает об этом. Спроси у местных, что за куст цветет, ответят – жасмин.

Идти ему было недалеко. У калитки второго участка Маханов остановился. В конце переулка маячил человек. Похоже, кого-то ждал.

Николай Иванович вздохнул, перегнулся через калитку, сбросил крючок. Прошел по узкой дорожке к крыльцу. В окнах горел свет.

Он постучал. Послышались шаги и стук костыля.

– Кто там? – раздался приятный женский голос.

– Мария Никаноровна, это Николай Маханов.

– Ой, Коля, сейчас, погоди.

Она отодвинула засов, открыла дверь.

– Приехал?

– Приехал. Разве я мог не приехать?

– Да, конечно, горе-то, Коля, какое… Ты проходи, проходи…

Как только Маханов направился по адресу, Агеев вернулся на вокзал. Постоял минут пять. Потом быстро перешел площадь, прошел привокзальный переулок, остановился возле закрытого пивного ларька. Посмотрел на часы. И тут же резко обернулся. Перед ним стоял мужчина.

– Вот черт, Генрих, и что у тебя за привычка подходить бесшумно?

Незнакомец улыбнулся:

– Тебя что-то не устраивает?

– Можно и без этого.

– В следующий раз буду шуметь на весь город. Что у нас?

– У нас все в порядке. Он приехал. Надеюсь, его контролируют?

– Во втором переулке. На Вокзальной я решил не светиться.

– Правильно. Незачем тревожить людей. Особое внимание к нему завтра.

– Я все прекрасно знаю, Алекс. Связь по прежнему каналу?

– Да. Все, я в комендатуру, а ты занимайся господином Махановым, мне надо знать все о его передвижениях.

– Их несложно предугадать. Завтра он поедет в райцентр Олевск, оттуда в село Горбино, у него же умер отец?

– Не надо гадать, надо точно знать, где он и что делает.

– В селе за ним присмотрят. Но если задержится в Олевске… сам понимаешь, там контроль невозможен.

– А ты постарайся сделать так, чтобы все было возможно. Все, что касается господина Маханова. И задержаться он не должен – он спешит в деревню. До встречи.

– Счастливо.

Агеев поспешил в комендатуру, до которой от вокзала было минут пятнадцать быстрым шагом.

Генрих остался у ларька. Там же встретил связного, который доложил:

– Он у своей тетки!

– Хорошо. Продолжай смотреть за переулком, к дому не подходи.

– Это не так просто. Военные патрули, наряды милиции…

Генрих перебил связного:

– Что ты еще хочешь сказать, Дирк?

– Дмитрий, Генрих… Дмитрий Владимирович Коротко.

– Так что ты еще хочешь сказать, Дмитрий Владимирович Коротко?

– Ничего, герр Ковалев, кроме уже сказанного.

– Просто в нашей работе не бывает. Утром, как проводишь клиента, подойдешь сюда, доложишь по ходу, не останавливаясь. Удачи.

– Спокойной ночи, герр Ковалев, – улыбнулся связной.

– Перестань ломаться! Тебе это не идет!

– Привет Альбине.

– Ты еще здесь?

– Только после вас!

– Клоун.

– Нет, Генрих, я не клоун, я веселый человек и смотрю на этот мир с оптимизмом, особенно сейчас, в преддверии грядущих событий. Ауф видерзеен.

Связной повернулся и пошел к вокзалу.

Ковалев направился в сторону Центрального парка культуры и отдыха, где снимал квартиру.

Маханов снял обувь, прошел в комнату. Присел на стул у круглого стола. Вошла и хозяйка – Мария Никаноровна Алексина, родная сестра матери Николая, его родная тетя.

– Сейчас, я на стол соберу, Коля. Если хочешь помыться – на заднем дворе, сосед с утра бочку воду залил. Сейчас еще теплая.

– Да, пожалуй, помоюсь. А то – дорога…

– Помойся, Коль. Где раздеться, ты сам знаешь. Твоя комната готова.

– Спасибо. Трудно вам одной, Мария Никаноровна.

– Я привыкла. Называй меня тетей Машей, не надо по отчеству, мы же родные люди.

– Да, тетя Маша.

Женщина грустно улыбнулась и пошла на кухню.

Маханов прошел в небольшую комнатку. Когда-то здесь жил его двоюродный брат, Сергей. Отсюда он был призван в армию и погиб на Халхин-Голе в тридцать девятом. Тогда же умер и дядя, Михаил Николаевич, тетя Маша осталась одна. Похоронив мужа и сына, она слегла. А после больницы могла ходить только с костылем.

Маханов тряхнул головой, разделся и пошел в душ.

На ужин Мария Никаноровна выставила вареную картошку, порезанный на тонкие полоски кусок сала, малосольные огурцы, грибы, краюху --">