Владимир Васильевич Гриньков - Украсть у президента

Иванов.

– И чего же мы такое водим? – снова прорезалась необъяснимая легкомысленность вопроса.

– Машину мы водим, – метнул затравленным взглядом Иванов. – КАМАЗ.

– Так вот я и спрашиваю: что может быть общего у старшего лейтенанта милиции, полковника ФСБ и приехавшего на заработки шоферюги-рязанца? Что такое должно случиться, чтобы они сели вместе пьянствовать?

– Я не понимаю.

– И я не понимаю, – поддакнул Корнышев.

– Я не про то, что не понимаю, почему пьянствовать, – пробормотал Иванов. – Я про то, к чему это все.

– Все – это что?

– К чему весь этот разговор.

– Этот разговор к тому, что я хочу понять, как оно там все было, – произнес ровным голосом Корнышев.

– Я же все рассказал на следствии. Я все подписал.

– А зачем вы подписали? – вдруг спросил Корнышев и посмотрел внимательно.

– То есть как? – растерялся Иванов.

– Зачем вы признались в убийстве?

Иванов смотрел так, будто не понимал, чего от него хотят эти люди.

– Вы понимаете, что никогда отсюда не выйдете? – вдруг произнес молчаливший до сих пор Горецкий, и испуганный взгляд Иванова переметнулся на него. – Пожизненное заключение – это ведь навсегда. А слово «навсегда» в этих стенах звучит намного безнадежнее, чем там, на воле. Потому что здесь «навсегда» – это очень короткий срок. Здесь долго не живут. Не курорт.

Лицо Иванова потемнело и сморщилось, и он за две секунды постарел сразу на двадцать лет, словно торопился подтвердить справедливость сказанных Горецким слов.

– И еще одно соображение, – произнес Горецкий. – Ведь не может быть, чтобы вы не задумывались о смертной казни. О том, что смертную казнь могут вернуть. Это чепуха, что закон обратной силы не имеет. У нас еще как имеет. Вы про валютчиков историю слышали? Которым товарищ Хрущев лоб зеленкой намазал. Тогда, в послесталинские времена, страна перед иностранцами двери приоткрыла, и ушлые ребята стали у иностранцев валюту покупать. Первые валютчики были. И ничего ребята не боялись, потому что по уголовному кодексу им в случае чего грозили смешные три года. И когда их повязали, они так и думали, что все обойдется. А товарищ Хрущев, узнав, сколько денег эти молодцы заработали, осерчал и сказал, что таких расстреливать надо. И уголовный кодекс за один день переписали. Специально для этих ребят. Вот вчера еще им три года грозило, а сегодня уже расстрел. И ведь расстреляли, – поведал Горецкий и посмотрел на собеседника сочувственно-печально.

Иванов нервно двинул кадыком.

– Что вам от меня нужно? – спросил с тоской, и было видно, что действительно не понимает.

Горецкий не ответил, и Корнышев догадался, что тот передает Иванова ему – подготовил «клиента» и предоставляет Корнышеву возможность продолжать.

– Мой товарищ хочет сказать, что здесь действительно не комфортно, – подключился к разговору Корнышев. – Во всех смыслах не комфортно. Тюрьма – место крайне неприятное. Но по-настоящему человек это осознает, только оказавшись здесь. Тут ведь действительно долго не живут.

– Что вам от меня нужно? – повторил страдальческим голосом Иванов.

– Вы хотите отсюда выйти? – быстро спросил Горецкий.

Иванов посмотрел ошарашенно. Он испытал такое потрясение, что лишился дара речи. Шок надо пережить. Сильный шок – тем более.

– Откуда вы знали убитых вами людей? – спросил Корнышев, не давая Иванову опомниться. – Что вас связывало?

Иванов тяжело дышал, лицо побагровело, и казалось, что еще немного – и он заплачет.

– Вы – простой водитель! – говорил Корнышев. – С вами садится пить водку полковник ФСБ! Вы уверены, что так все было?

– Я не понимаю, – процедил-проскулил Иванов.

– Вы – шофер! Вы простой шофер! И вы убиваете своих собутыльников! Двоих офицеров! – сказал Корнышев, боковым зрением видя, как Горецкий что-то быстро пишет на листке бумаги.

Горецкий двинул листок по столу в направлении Корнышева. Корнышев скосил глаза и прочитал короткий текст, одну-единственную строчку. На листке было написано: «Дави его! Дави!»

– Вы признались в убийстве, и это не оставляет вам никаких шансов! – сказал Корнышев. – Вы здесь сгниете заживо! Вы этого хотели?

– Я не хотел…

– А чего вы хотели?!

Плечи Иванова затряслись, он склонял голову все ниже и ниже, и казалось, что еще немного – и он свалится со стула и шмякнется лицом в бетонный пол. Но удержался каким-то чудом. Сидел на стуле и --">