Рэймонд Торнтон Чандлер - Прощай, красавица

Налти опять сплюнул в мусорную корзину.

– Найду, – сказал он, – к тому времени, когда в третий раз вставлю себе зубы. Сколько человек заняты этим делом? Один. И знаешь почему? О таких делах в газетах – ни строчки. Как-то на Восемьдесят четвертой Восточной пятеро черных устроили поножовщину. Один был уже холодным. Вся мебель, стены и даже потолок в кровище. Я отправился туда, вижу – парень из «Кроникл», репортер, сходит с крыльца и садится в машину. Скривил рожу, говорит: «Негритосы, ну их к черту», плюхнулся на сиденье и укатил. В дом даже и не вошел.

– Может, Лось нарушил правила условного освобождения, – сказал я. – В таком случае вам дадут кого-то в помощь. Только берите его осторожно, а то он разделается и с двумя нарядами полиции. Уж тогда о вас напишут в газетах.

– И отстранят от этого дела, – фыркнул Налти.

На его столе зазвонил телефон. Потом он что-то записал в блокнот, и в его глазах появился легкий блеск, напоминающий отдаленный свет в пыльном коридоре.

– Ага, Мэллой у них значится. Звонили из архива. Имеются его пальчики, фото и прочее. Уже кое-что.

Он уставился в блокнот:

– Черт возьми, ну и экземпляр! Рост шесть футов пять с половиной дюймов, вес без галстука двести шестьдесят пять фунтов. Вот это парнище! Ну черт с ним. О его розыске объявят по радио. Видимо, после перечня угнанных автомобилей. И придется ждать, делать нечего.

Сигара его полетела в плевательницу.

– Попытайтесь найти эту Вельму, – посоветовал я. – Мэллой будет ее искать. Ведь с этого все и началось. Займитесь Вельмой.

– Займись сам, – сказал Налти. – Я уже лет двадцать не бывал в публичных домах.

Я поднялся, сказал: «Идет» – и направился к выходу.

– Эй, погоди, – сказал Налти. – Я пошутил. Ты ж очень занят, так ведь?

Я остановился у двери, повертел сигарету в пальцах и взглянул на него.

– Значит, у тебя найдется время поискать эту дамочку. Мысль неплохая. Может, и раскопаешь чего-нибудь. Работай в открытую, делов-то.

– С какой стати мне ее искать?

Налти с грустным видом развел своими желтыми руками. Улыбка его была хитрой, как сломанная мышеловка.

– У тебя возникали осложнения с нашими ребятами. Не отрицай. Я слышал. Впредь тебе не помешает иметь друга.

– И что мне это даст?

– Послушай, – настойчиво сказал Налти. – Я просто тихий человек. Но в этой конторе любой человек может сделать для тебя много полезного.

– Поработать из дружеских чувств – или вы что-то платите деньгами?

– Никаких денег, – сказал Налти и сморщил свой желтый унылый нос. – Но мне нужна небольшая помощь. С последней перетряски дела идут очень плохо. Я этого не забуду, друг. Никогда.

Я взглянул на часы:

– Ладно, если что надумаю, то сообщу вам. А когда придет фотография, опознаю ее. После того, как вы угостите меня обедом.

Мы обменялись рукопожатием, я прошел по грязному коридору и спустился по ступеням к своей машине.

С тех пор как Лось Мэллой покинул «Флориан» с армейским кольтом в руке, прошло два часа. Я пообедал в аптеке-закусочной, купил пинту бурбона, поехал на восток к Сентрал-авеню, а там свернул на север. Догадки мои были зыбкими, как марево над тротуаром.

Взялся я за это дело лишь из любопытства. Но честно говоря, у меня вот уже месяц не было никакой работы. Даже бесплатная работа – хоть какое-то разнообразие.

4

Кафе «Флориан», разумеется, было закрыто. Перед ним сидел в машине явный шпик и вполглаза читал газету. Я не мог понять, зачем это нужно. Лося Мэллоя там никто не знал. Вышибалу и бармена не нашли. Жители квартала утверждали, что знать их не знают.

Я медленно проехал мимо, остановил машину за углом, и перед моим взором оказался негритянский отель, стоящий наискось от «Флориана» на другой стороне улицы. Назывался он «Сан-Суси». Я вылез из машины, пересек улицу и вошел туда. Ковровая дорожка, по сторонам ее – два ряда пустых жестких стульев. В тусклой глубине виднелась конторка, за ней, прикрыв глаза и сложив перед собой пухлые коричневые руки, сидел лысый мужчина. Он дремал или притворялся дремлющим. На нем был галстук с широким концом, завязанный, по всей видимости, где-то в конце прошлого века. Булавку украшал зеленый камень чуть поменьше яблока. Большой отвислый подбородок спадал на галстук мягкими складками, холеные руки были спокойно сложены, на красном маникюре проступали сероватые --">