Питер Чейни - Воздастся каждому

подвесками.

Ее волосы были черными как смоль, а усталые глаза — фиолетовыми. Черные туфельки на высоких каблуках заманчиво выглядывали из-под края платья.

Кэллаген продолжал осмотр, разглядывая её с головы до нег, словно испытывая зрительную память, продолжал даже тогда, когда её прекрасно вырезанные ноздри задрожали от негодования. Ей явно не нравилось, что её рассматривают как призовую лошадь.

Он усмехнулся.

— Итак…

Девушка вытащила руку из-под короткой меховой горжетки, ниспадавшей с её левого плеча. В руке была сумочка. Она открыла её, вынула конверт и положила на стол.

Кэллаген покосился на него, но остался недвижим.

Девушка села, положив ногу на ногу. Все её движения были неспешными, изящными и совершенно четкими. У Кэллагена мелькнула мысль, что девушка из тех, кто не потерпит никаких чертовых глупостей, кто бы их не совершал. У неё возникли проблемы, но она явно не была напугана, а если и была, то не подавала виду. Но она явно попала в затруднительное положение, причем суровое, зачем бы ей иначе сидеть перед его столом и смотреть на него, как на пустое место?

Усмешка, столь подходящая к его неординарному лицу, стала ещё шире.

Он ждал, когда она заговорит — ему было интересно, какой у неё голос. Обычно нужно некоторое время, чтобы решиться и заговорить, — дела, по которым Фингейл направлял женщин к Слиму Кэллагену, как правило, были связаны с молодыми джентльменами, от которых не удавалось просто так избавиться после того, как они сделали свое дело, которые не исчезали, а пытались понемногу шантажировать.

В его памяти промелькнули образы полудюжины женщин, рассказывавших все ту же старую-старую сказочку.

«Я думала, он меня обожает, доверилась ему. А теперь он требует две тысячи фунтов, чтобы уехать в Южную Америку, и ещё пять сотен, чтобы остановить одного человека, который видел нас в таком-то отеле и угрожает написать моему мужу…»

Кэллаген слышал эту историю так часто, что готов был положить её на музыку.

Но это дело было не того разряда. И не могло быть. Там все решал возраст — где-то между сорока пятью и пятидесятью. Этой девушке было не больше двадцати шести, может быть — двадцати восьми. Но могло быть и меньше.

Вот черт! Не стоило увольнять Перкинс. Эффи отличный работник. За пять лет она изучила все его приемы. Если дело стоящее и верное, ему необходим помощник, по крайней мере столь же сообразительный, как Эффи.

Он улыбнулся клиентке. Улыбка была такой же составной частью бизнеса, как телефон. Она говорила: «Мадам, «Сыскное агентство Кэллагена» — самая честная и порядочная фирма. Наши клиенты чувствуют себя, как за каменной стеной. Так что давайте начинайте и облегчите себе душу».

Она осведомилась:

— Не возражаете, если я закурю?

Он кивнул. Такого голоса он и ожидал: низкого, мягкого и четкого.

Она достала плоскую коробочку, и рот его наполнился слюной при видел любимых «Плейерс». Он размышлял — предложит она ему или нет. Когда он зажег спичку и обошел стол, чтобы дать огня, она положила раскрытую пачку на стол, оставляя её в его распоряжении. Кэллаген взял одну и был безумно рад — он не курил уже семь часов.

— Мистер Кэллаген, — начала девушка, — я буду по возможности краткой, чтобы не тратить попусту ваше и мое время. Пришла я сюда только потому, что настоял на этом Вилли Мероултон, с которым я обручена. Он убежден, что мне грозит опасность. И мистер Фингейл рекомендовал вас как человека, полезного в известных обстоятельствах.

Кэллаген кивнул. Дело становилось интересным!

— Вы должны знать, — продолжала она, — что Август Мероултон — мой отчим. Возможно, вы о нем слышали. Большинство знающих его людей полагают, что его место — в сумасшедшем доме. Я временами тоже так считаю. Он невероятно богат и позволяет себе не ограничивать свои определенные наклонности, превращая жизни окружающих в сущий ад на земле.

— У него был брат — Чарльз Мероултон, который умер пять лет назад. Он тоже был богат и оставил наследство пятерым сыновьям. Можете считать их моей родней. Это Вилли Мероултон — порядочный и благородный человек, за которого я собираюсь замуж, Беллами, Персиваль, Пол и Джереми. Если вы читаете газеты, то слышали о них. Они промотали свои доли наследства, но по-прежнему сорят деньгами и мало чем интересуются, кроме погони за сомнительными женщинами и выпивки. Но пьют ужасно много.

— Короче, положение дел таково: заскоки --">