Игнасио Гарсиа-Валиньо - Две смерти Сократа

четвереньки и пристроился сзади. Девочка знала, что нужно выгнуться и раздвинуть ноги. Висевшее на стене зеркало в изящной медной раме отразило испуганную девчушку и нависшего над ней огромного мужчину. Необула чувствовала, как он увлажняет ее теплым жиром, а потом внезапно ощутила острую боль, но не там, где она ожидала, а между ягодиц. Боль усиливалась, пока не стала вовсе непереносимой. Мужчина крепко держал Необулу за бедра, прижимал к себе, не отпускал, пока она не упала на живот, прижавшись щекой к подушке. Он разрывал ей нутро, лежанка скрипела, кости девушки хрустели. А мужчина старался проникнуть в нее глубже, до самого конца, вонзая ногти ей в спину. Необула дрожала, вцепившись руками в покрывало, обессиленная, растоптанная. Все происходящее казалось ей мучительно долгой агонией.

Наконец мужчина оторвался от нее с глухим стоном. От боли Необула едва могла двигаться, но мучитель уже схватил ее за плечи, приподнял и развернул к себе. Ухватив девочку за волосы, он ткнул свой член, покрытый кровью и нечистотами, прямо ей в губы и грубо приказал:

— Открывай рот, слышишь, ты!

Зажмурившись, Необула взяла в рот горячий пенис, ощущая вкус крови и мужского семени.

«Любви без боли не бывает».

Мужчина протолкнул свой член поглубже в ее воспаленную глотку:

— Теперь ты настоящая шлюха.

Потом он ушел, а опозоренная Необула, рыдая, рухнула на ложе; уж лучше бы ее изнасиловали — тогда она, по крайней мере, утешалась бы тем, что все случилось против ее воли.

Она не умерла, а значит, нужно было как-то жить дальше. Необуле не с кем было поделиться своим несчастьем — ни подруг, ни родных у нее не было. Девушка нашла утешение в собственной гордости, гордость стала ее эгидой^[5], наполнила ее невиданной силой.

Хоть и говорят, что невинности нельзя лишиться за один раз, однако Необула отбросила свою девичью честь, словно ненужную вещь.

Она спешила поскорее расстаться с собственным детством: пусть никто больше не сможет обмануть ее, одолеть и унизить.

С годами Необула превратилась в жестокого, ненасытного зверя, а из собственного тела сделала орудие мести всему мужскому роду. «Милезия» была ее логовом, ее школой похоти, притворства и зла. Девушка отвергала любое чувство, кроме жажды мести, загоняла вглубь любое желание, исходящее не от плоти. Ни один мужчина не знал от нее пощады: для гетеры не было большего наслаждения, чем властвовать над ними. Унижать их. Обирать. Губить. Жалить, словно змея. Хищница, красивая и опасная.

В тот день Необула усвоила три главных правила. Первое: в этой жизни лучше владеть, чем подчиняться. Второе: ягодицы — самая соблазнительная часть ее тела. И третье: принимать посетителей лучше на голодный желудок.

Мужчину, который надругался над Необулой, звали Анит, сын Антемиона^[6]. Восемнадцать лет спустя он умер в том же доме свиданий. Его нашли на рассвете с кинжалом в сердце.

ГЛАВА II

Необула поступила в «Милезию», как раз когда знаменитый дом свиданий переживал свой расцвет. Он был символом Афин, неотъемлемой частью их великолепной жизни, такой же, как философия или поэзия. Слава «Милезии» давно преодолела городские стены, и знатные чужеземцы стекались к афинским холмам лишь для того, чтобы полюбоваться красотой тамошних гетер.

В те времена любой моряк мог отдохнуть от тягот морского пути, не покидая пирейского порта: за один обол^[7] можно было найти ночлег, а двух хватало, чтобы познать нехитрые ласки рабыни. В Афинах говорили, что сам Улисс, превозмогший чары Цирцеи и спасшийся из плена Навзикаи, не сумел бы подобру-поздорову выбраться из пирейского притона: местные красотки болели всеми дурными хворями, которые можно было подцепить от Карфагена до Херсонеса.

Те странники, что обладали более изысканным вкусом и заботились о собственном здоровье, не задерживались в Пирее, а шли вдоль Длинной Стены до городских ворот, и дальше, в квартал Горшечников, где не было недостатка в добром вине и красивых шлюхах, готовых развлечь отважного морехода. Всего за пятнадцать оболов можно было отыскать подружку на одну ночь, чистенькую, надушенную и искусную в любви. Однако знатные путешественники неизменно направлялись в «Милезию» — дом разврата с самой лучшей репутацией во всей Элладе.

«Милезия» располагалась на склоне Холма Нимф, неподалеку от Ареопага^[8]. Аспазия открыла школу гетер в девятнадцать --">