Пол Доуэрти - Сатана в церкви

сюда, чтобы получить указания.

Тот, кто сидел справа от Невидимого, заговорил скрипучим голосом, приглушенным маской:

— Итак, дело сделано. — Его полушепот эхом отозвался в холодной мрачной крипте. — Тех, кто стал на пути Великой Цели, уже нет — ни соглядатая, ни убийцы. Они там, где им надлежит быть.

— Другой угрозы нет? — спросил кто-то.

— И да и нет, — ответил первый, оглядывая сообщников одного за другим. — Наш Господин… — С этими словами он поклонился тому, кто сидел на троне. — Наш Господин сообщил, что король и его приспешник назначили чиновника расследовать это дело. Человек из окружения лорд-канцлера предупредил, что мы должны быть осмотрительны.

— Почему? — вмешался еще один из присутствующих. — Неужели чиновник столь опасен?

Невидимый поднял руку, требуя тишины, и кивнул кому-то в темноту. На свет вышла морщинистая, сгорбленная старуха, она то и дело озиралась по сторонам, пока не доплелась до середины крипты. Тут она отбросила с костлявого лица всклокоченные волосы и, сунув руку в грязную кожаную суму, вытащила черного, с блестящими перьями петуха, который беспокойно дергался у нее в руках, но не мог вырваться, накормленный зерном с сонным снадобьем. Высоко подняв петуха, старуха сначала поклонилась Невидимому, потом алтарю, пробормотала молитву и впилась зубами в жирную шею птицы. Петух яростно дернулся и упал, тогда как старуха с измазанным кровью, мясом, перьями ртом подняла голову и победно оглядела присутствующих, ничем не проявивших своих чувств во время этого действа. Она сплюнула кровь на грязный пол, богохульно пародируя священника, который окропляет прихожан иссопом, очищая их перед началом мессы. Опустившись на колени, старая карга стала внимательно изучать кровавую лужицу, то и дело издавая стоны и что-то бормоча. Потом она повернулась к Невидимому.

— Тот, кого выбрал король, — прокаркала она, — очень опасен. Если его не остановить, вам не удастся отомстить Дому Плантагенетов. И тщательно подготовленный день никогда не наступит. Чиновник должен быть убит!

Вождь в капюшоне, казалось, слушал ее рассеянно, словно думая о чем-то другом, а потом наклонился к человеку справа, прошептал ему несколько слов, и тот обратился к остальным:

— Подождем, пока чиновник, кем бы он ни был, сделает ошибку. Он один. И ему будет трудно не попасть в ловушку. Будьте спокойны. Мы остановим его. — Он уверенно повысил голос: — Придет наш день. Мы очистим страну от королей, епископов, священников и всех остальных, кто привык помыкать нами. Будьте спокойны!

Люди в рясах, понимая, что ждать больше нечего, начали по одному расходиться, кланяясь своему вождю. Когда никого не осталось, тот, кто говорил, повернулся к Невидимому и показал на старую каргу, все еще сидевшую, словно в трансе, на выщербленном грязном полу.

— Она ждет вознаграждения, — сказал он. — Что ей дать?

— Дело сделано, — услышал он шепот. — Перережь ей горло!

2

Чиновник Суда королевской скамьи Хью Корбетт сидел, завернувшись в одеяла, на краю убогого ложа. От холода его худое, измученное лицо под шапкой черных вьющихся волос осунулось еще больше. Натянув на себя одеяла, он грел онемевшие пальцы над маленькой жаровней, на которой наконец-то заполыхали угли, согревая ледяной воздух. Корбетту было холодно и не хотелось лезть в чан с прохладной водой, который только что принес слуга. Приятели частенько подшучивали над ним с тех пор, как узнали, что он каждый день моется целиком. Весь дрожа, он все-таки вылез из одеял и, не обращая внимания на холод, принялся тереть себя мокрой тряпкой. Когда-то, в ответ на услугу, арабский лекарь сказал ему, что нет лучше способа избежать заразных болезней. Корбетт замер, глядя на тряпку. Заразных болезней! А вдруг этим можно было остановить чуму, убившую его жену и ребенка? Он вновь задрожал от давшей себя знать застарелой боли и принялся изо всех сил растирать грудь. За несколько дней его жена и малыш, веселые, здоровые, с чистой кожей, превратились в смердящие, измученные рвотой скелеты, покрытые гнилостными бубонами. Они умерли прежде, чем он успел осознать, что они умирают, и были похоронены в Сассексе на тихом кладбище в Алфристоне.

Десять лет, прошло почти десять лет, думал он, а боль не утихла! Он посмотрел на себя, на свое худое, жилистое тело в шрамах — памятках от сражений на стороне короля Эдуарда в Уэльсе. Потом потянулся и вывернул руку, --">