Фрэнк Толлис - Смертельная игра

сдержанно поклонился и исчез.

— Итак, — начал Мендель, — как твои дела, мой мальчик?

— Очень хорошо, отец.

— Ты похудел.

— Да?

— Да. И выглядишь уставшим.

— Я не заметил.

— Ты хорошо питаешься?

Либерман рассмеялся:

— Если уж питаюсь, то хорошо. А как твои дела, отец?

Мендель скривился.

— А, по-разному. Знаешь ведь, как это бывает. Я хожу к тому специалисту, которого ты порекомендовал, к Пинчу. Вроде получше. Но со спиной все по-прежнему.

— Очень жаль.

Мендель отмахнулся от замечания сына.

— Будешь что-нибудь есть? — Мендель придвинул ему меню. — Судя по твоему виду, тебе это необходимо. Пожалуй, я возьму штрудель с творогом.

Либерман стал изучать длинный список десертов: яблочный торт, пирожное с кремом, трюфельный торт, яблочный штрудель. Перечень занимал несколько страниц.

— Мать передает тебе привет, — сказал Мендель, — и интересуется, когда сможет опять тебя увидеть. — Его лицо выражало что-то среднее между сочувствием и упреком.

— Извини, отец. В последнее время я очень занят. Слишком много пациентов… Передай матери, что я попробую встретиться с ней на следующей неделе. Может, в пятницу?

— Тогда приходи на ужин.

— Хорошо, — согласился Либерман, внезапно почувствовав, что обязательство, которое он взял на себя, оказалось серьезнее, чем он предполагал.

Он снова обратился к меню: торт «Добос», кекс «Гугельхупф», линцский торт. Мазурка закончилась громким минорным аккордом, и по залу ресторана пробежала волна аплодисментов. Ободренный пианист изобразил на верхних клавишах игривое вступительное арпеджио популярного вальса. Сидящие у окна люди снова зааплодировали в знак благодарности.

Бруно принес кофе и замер с блокнотом и карандашом наготове.

— Штрудель с творогом, — сказал Мендель.

— Пирожное «Седло оленя», пожалуйста, — попросил Либерман.

Мендель добавил сливки в свой «Фарисей», который подавался с небольшим количеством рома, и сразу заговорил о семейном текстильном предприятии. Эта тема давно стала своего рода традицией. Прибыль выросла, и Мендель подумывал о расширении дела: можно было открыть еще одну фабрику или даже магазин. Теперь, когда сующие везде свой нос бюрократы сняли запрет на универсальные магазины, он видел в розничной торговле новые перспективы. Его старый друг Бломберг уже открыл универсальный магазин, который приносит хороший доход, и предложил ему партнерство. Обо всем этом Мендель говорил с энтузиазмом и, очевидно, ждал поддержки сына.

Либерман понимал, почему отец так подробно ему все это рассказывает. Он гордился академическими достижениями сына, но надеялся, что однажды Макс займет его место.

Мендель прервал свой рассказ, случайно взглянув на руку сына. Казалось, его пальцы двигались в такт мелодии, исполняемой пианистом, а воображаемые клавиши располагались на краю стола.

— Ты меня слушаешь? — спросил Мендель.

— Да, конечно, я слушаю, — ответил Либерман. Он привык к таким вопросам, и его нельзя уже было застать врасплох, как случилось однажды. — Ты обдумываешь совместное дело с господином Бломбергом.

Либерман принял характерное положение: правая рука подпирает щеку, отставленный указательный палец мягко покоится на правом виске. Это была «поза слушателя», столь любимая многими психиатрами.

— И что ты думаешь? Хорошая идея? — спросил Мендель.

— Ну, если уже существующий магазин приносит прибыль, эта затея кажется разумной.

— Дело потребует серьезных вложений.

— Не сомневаюсь.

Мендель погладил бороду.

— Похоже, тебе не особенно нравится эта мысль.

— Отец, так ли важно, что я думаю?

Мендель вздохнул.

— Думаю, нет. — Его разочарование было очевидным.

Либерман отвел взгляд. Расстраивать отца было неприятно, и теперь ему было стыдно. Побуждения родителя были достойны похвалы, и Либерман прекрасно понимал, что своей безбедной жизнью, по крайней мере отчасти, обязан тому, что отец прекрасно руководил семейным предприятием. Тем не менее он никогда бы не смог представить себя управляющим фабрикой или универсальным магазином. Сама идея казалась ему абсурдной.

Пока подобные мысли крутились в голове Либермана, он заметил, что в зале появился господин средних лет. Войдя, он снял шляпу и огляделся. Волосы его были зачесаны набок, а аккуратно подстриженные усы и борода почти полностью поседели. --">