Андрей Баранов - Павел и Авель

«Вон из Москвы, сюда я больше не ездок», тем более что речь шла о Санкт-Петербурге, но он ринулся искать где оскорбленному чувству есть стакан вина и червонец взаймы, о чем Антоша Чехонте напишет еще позже.

«Судя по виду важная птица», – подумал Морозявкин мрачно. «Шпага в три сажени длиной, брошусь – проткнет как цыпленка». Сия першпектива ему решительно пришлась не по нраву, поэтому он избрал иную тактику.

– Месье! Господин! Ваше сиятельство! – забормотал он скороговоркой, отскочив на обочину дороги и отчаянно взмахивая руками. – Князь, подайте на пропитание бедному ученому страннику! Путешествуя по миру, превзошел я все науки, и лишь одного не хватает мне – средства, чтобы сотворить философский камень! Купите секрет философского камня, сударь, и вы век будете богаты, здоровы и счастливы! Отдам рецепт за десять червонцев – почти даром!

Граф приосадил лошадь и сердито нагнулся к оборванцу, попутно выдергивая из ножен шпагу.

– Прочь, негодяй! По пятницам не подаю!

– Да разве сегодня пятница, сударь?

– Да еще какая! Святая пятница, как говаривал король Генрих Наваррский…

При этих словах Морозявкин вздрогнул и стал всматриваться в фигуру графа.

– Накажи меня адский сатана! Мишка, неужто? Вот те раз! Мишка!

Граф всмотрелся в оборванца попристальнее.

– Вольдемар!? Хиромантом заделался???

– Нет, святой Петр-великомученик! Неужто не признаешь старого однокашника!? Вот стервец!

– Ой, признаю, признаю! Рад, душевно рад! Как дела твои?

– Дела мои скорбные, коллега. Разуй глаза! При каких делах человек пешком прется из Питера куда глаза глядят по зимней-то стуже да в эдаком отрепье?

– Да, житье твое видать неважнецкое… И как дошел ты до жизни такой? Что йто тебя так придавило?

– Все тебе, другу сердешному, поведаю! Если угостишь рюмочкой! Вон и трактир как к стати дымит трубой. Гоу, гоу!

И нежданно обретшие друг друга закадычные в студенческом прошлом друзья направились в придорожный трактир.

Глава 2, интригующая

В трактире было тепло и уютно, а главное – сухо. Если бы наши герои могли предвидеть будущее, особенно будущее рекламного дела, они наверняка бы поняли, что это самое важное. Но и без того многое было понятно – что в тепле приятно сидеть, а за окнами воет метель и собачий холод. Устроившись за дальним столом, приятели заказали себе вина и поджарку, платил, разумеется, граф. После первого стакана разговор почему-то пошел куда как складнее.

– Значит графствуешь помаленьку? – поинтересовался Морозявкин.

– Как видишь. Я ведь граф по наследству, не абы как. Мне наслаждаться жизнью положено от бога. Сижу в замке своем, и, понимаешь, так вот и графствую – пирую, веселюсь и все прочее. А ты как пристроился?

– Никак. Болтаюсь как цветок в проруби. Мои пиявки и медицинские советы всем опостылели, да и мне самому, признаться, тоже. Только и осталось что писать стихи как Франсуа Вийону! Костное общество изгнало меня из северной Пальмиры и я, скиталец, иду искать теперь что-нибудь поюжнее!

– Погоди, не торопись! – граф вальяжно взмахнул белой и сильной рукой, будто бы останавливая товарища. – Стать поэтом-разбойником как месье Вийон ты всегда успеешь. Я как раз направляюсь в Санкт-Петербург…

– Да, вот кстати, что ты-то забыл в этом болоте ханжества и серости? Неужто графствовалось тебе плохо? Иль свобода молодецкая более претит??

Морозявкин ловко налил себе и графу еще по стакану, осушил свой наполовину в два глотка, подцепил кусок мяса, сжевал его и показал язык своему отражению в окошке. Засим разговор продолжался.

– Этого я не могу открыть тебе вот так, сразу, хоть ты мне и друг. Ведь друг же?

– А то! Да у тебя такого закадычного приятеля как я вовек не было и не будет! Ты, я да Сашка Надеждин – вот кто наводил ужас на все кабачки доброй старой Франции от Парижа до Тулузы! Тот кабак где нас не было, должен быть удостоен памятной поэтической надписи!

– Ну не сомневаюсь, ты что-нибудь да придумаешь! – Граф Г. улыбнулся. – А помнишь, как мы чуть не проломили голову кабатчику в «Золотой устрице» бильярдным кием?

– А то как же! Он еще кричал нам: «Убирайтесь прочь, русские свиньи»! – Морозявкин зашмыгал носом от нахлынувших воспоминаний. – А Сашка Надеждин дрался с тремя слугами сразу, аж сломал об них табурет от усердия! А тебе глаз подбили, ты и шпагу вытащить не успел…

– И не говори, суки, псы подзаборные, – граф потемнел лицом. – Я бы их всех переколол, если б не внезапность атаки!

– А --">