Олег Викторович Кудрин - Куафёр из Военного форштата. Одесса-1828

Одессе, кажется, не было образованного человека, который бы не рассказывал, как именно он помогал заезжему поэту сочинять чудную вещицу — подбором имен, рифм и метафор.

Это я всё к тому, что к цыганам и цыганкам благородное одесское общество относилось позитивно, с вниманием и даже симпатией. Но, как говорится, всё имеет свои переделы. Тут же случилось вот что. Цыганка средних лет в обычных для сего племени одеждах, по одним описаниям (преимущественно мужским) весьма привлекательная, по другим (чаще женским) — внешности крайне отталкивающей, заглянула в «куафёрскую академию». Да там еще и попыталась потребовать, чтобы ее обслужил тот самый гожо чаворалэ, «красавчик», который изображен на «деревяшке».

К ней отнеслись с незлым смехом и постарались объяснить, что это заведение для благородных дам и господ, а подобные места, но попроще, имеются, скажем, в Молдаванской слободе, где, кстати, бессарабским цыганам и по названию самое место. Эта острóта была благожелательно принята окружающими. Однако возомнившая о себе невесть что цыганка ответила, что заплатить сможет, и настаивала на своем. Ситуация поначалу исключительно смешная, как часто бывает в случае недоразумений, начинала становиться тупиковой. Но не полицию же из-за таких пустяков вызывать.

Тогда вышел сам чаворалэ Люсьен и постарался разрядить обстановку. Он сказал — со своим неподражаемым шармом, — что с радостью обслужит долгожданную клиентку. Но есть проблема, и она в том, что прическа цыганки, совершенна, как, впрочем, и ее наряд. Так что вмешательство может только ухудшить «стрижку египетской царицы»^[7]. Публика, давящаяся смешками, уже готова была взорваться смехом, но по интонации чувствовала, что это еще не конец мизансцены. И не ошиблась.

— А впрочем… — задумался де Шардоне, подкручивая свой виноградный усик. — Да! Я вижу, что можно сделать. Вот! — и быстрым мастерским движением отстриг у цыганки кончик одного локона, действительно, слегка выпиравшего на фоне остальных.

Дальше же было вот что. Не успели присутствующие рассмеяться, а пострадавшие волосы — долететь до полу, как цыганка схватила Люсьена за правую руку, держащую ножницы. И слегка притянула к себе, чтобы проще было вглядываться в его глаза. Лицо куафёра из Военного форштата на мгновение дрогнуло, как бывает у мальчишек, когда их обижают старшие. И эта растерянность не ускользнула от внимания посетителей.

Цыганка же начала пророчествовать:

— Хорошо живешь, гаджо, хорошо работаешь, хорошо любишь. Но дальше — не всегда и не всё так же хорошо будет. Вижу, поняла уже, не тебе мои лозы стричь… И другое вижу. Знаю, какая тьма за тобою. Какая тля побеги твои точит. Худо будет! Так что берегись — когда время придет твой виноград обрезать и давить. Смотри, как бы соком не истечь кровавым!

Далее свидетельства очевидцев опять расходятся. Одни утверждают, что цыганка говорила это обычным голосом и шевелила губами. Другие же божатся — что, как некая бессарабская пифия, чревовещательница с недвижными губами молвила утробным голосом… Но как бы то ни было, а произнеся недоброе пророчество, она плюнула на правую руку, растерла слюну пальцами. И, наклонившись долу, собрала свои волосы, аккуратно, чтоб ни волосинки на чужом полу не осталось. После чего резко выпрямилась и покинула заведение.

Когда медноволосая цыганка ушла, в куафёрской на какое-то время установилась тишина. Потому как, что ни говори о сём фараоновом племени, но он обладает некоей таинственной силой эмоционального воздействия. С другой стороны, цирюльники, что французские, что русские, что смешанные, то бишь одесские, тоже не лыком шиты. Они ж не только локоны стричь умеют, но и кровь пускать, и шпанскую мушку ставить^[8], они за свою жизнь и работу многого навидались. Вот и тут первым нашелся старший из помощников Люсьена:

— Полно расстраиваться, дорогой Grandmaître Шардоне! Мало ли чего наговорит бессарабка в ста юбках. К тому же лично мой опыт подсказывает, что периодическое кровопускание организму лишь полезно, поскольку ускоряет движение жизненных соков.

После этих слов, встреченных подбадривающими возгласами и смешками, непринужденная атмосфера в Académie de coiffure начала восстанавливаться. И каждый считал своим долгом лично подойти к милому Люсьену, чтобы сказать: случившееся, де — пустяк, нелепица, не заслуживающие внимания…

Но те же люди в тот же день, ну и позже, общаясь с --">