Артур Филлипс - Король на краю света

приходилось постоянно. Дома, в Константинополе, бин Ибрагим всегда поспешно продавал рабов-христиан, подумывающих о переходе в истинную веру, поскольку иначе пришлось бы освободить их себе в убыток: порабощение единоверцев — дело противозаконное.)

И наоборот, возник вопрос о турецких купцах, путешествующих по Англии, об их свободном и безопасном проезде по всему королевству, о том, какую защиту королева могла бы гарантировать гипотетическому магометанскому покупателю, скажем, олова. Мог ли такой человек невозбранно поселиться в Лондоне? Или отправиться на рудники вглубь страны? И молиться Аллаху и его святым, как того требовал закон, пять раз в день? Даже когда было указано, что евреи (которые, очевидно, были хуже и опаснее) иногда могли беспрепятственно передвигаться, англичане сочли перспективу турка, свободно путешествующего по их землям, настолько удивительной и явно нездоровой для политики, что эту тему временно отложили. Но затем один из тайных советников королевы, Роберт Бил^{9}, отметил, что если (как настаивали турецкие переговорщики) любому англичанину в Османской империи, который со свободной совестью желает присягнуть на верность Мухаммеду, нельзя помешать поступить подобным образом, то любой магометанин, желающий заявить о своей преданности Иисусу Христу, также может сделать это, находясь в Англии. Посол Османской империи с готовностью согласился на подобную взаимность, не в силах представить себе ни единого соплеменника, который увидел бы выгоду — духовную или денежную — в вероотступничестве или, если уж на то пошло, поселился бы на этом острове навсегда. Англия была попросту слишком бедной, а христианство — слишком малообещающим в том, что касалось жизни бренной. На самом деле, туркам с трудом удалось убедить некоторых английских пиратов покинуть Константинополь. Включая тех, которые сидели в тюрьме.

Тем временем, по предложению доктора Эззедина, все члены посольства собрали закят^{10} — кто сколько смог — и заплатили за освобождение или благополучие турецких заключенных, содержащихся в Англии. Эззедин на этом не остановился и в сопровождении стражников обследовал самые темные районы Лондона в поисках общины мавров, которые, по слухам, ожидали охранных документов или денег, позволяющих отправиться в более благоприятные края. Доктор Эззедин щедро одарил бы этих несчастных, сумей он их найти.

Что бы Сарука и Исмаил подумали об этом месте? Он обрисовал его для них при помощи картинок и слов, все дворцы и скрипучие деревянные здания, где так и не удалось обнаружить мифических мавров. Но истину невозможно было запечатлеть на бумаге. Исмаил часто заявлял, что хочет путешествовать по миру, изведать каждый уголок империи султана, но все еще стеснялся других мальчиков и прятался за ногами отца. Эззедин подозревал, что один вид домов, разрисованных знаками, предупреждающими о чуме, лишит его сна на несколько ночей. «Иногда гораздо приятнее оставаться дома», — говорил Исмаил отцу почти каждый вечер в течение нескольких недель, когда был поменьше.

Позже Эззедин привел Исмаила посмотреть хранилище карт в Блистательной Порте^{11}, показал ему отдаленные уголки империи, где находились Сараево, Буда, Афины, Иерусалим и Каир — до них было так много трудных месяцев пути, в разлуке с Константинополем и птичками в клетках, любимицами Исмаила. В знак уважения к доктору мальчику разрешили посмотреть на глобусы и даже покрутить один из них. Эззедин наблюдал, как ребенок с беспокойством начинает осознавать вопрос размеров и расстояний.

— Неужели мы все живем на этой крошечной точке? Но как такое может быть?

Эта идея завладела разумом мальчика на целый месяц, и временами доктор отчаивался заставить сына понять, что к чему.

— Даже мама? Даже мои птицы? Даже ты? Все мы живем внутри черной точки? Но ведь земля снаружи не темная…

В конце концов Сарука преуспела там, где потерпел неудачу сам Махмуд Эззедин. Исмаил объяснил отцу:

— Посмотри, какими маленькими кажутся лодки на воде, когда мы стоим на вершине холма. Но они не маленькие, когда мы рядом с ними. Они не меняются, просто выглядят маленькими. И если бы какая-нибудь птица летела очень высоко, для нее мы казались бы достаточно маленькими, чтобы поместиться в одной точке.

В тот вечер Сарука поддразнивала мужа:

— Если хочешь, чтобы я сама занялась воспитанием мальчика, так и быть — поищу время,