Евгения Александровна Бергер - Паренек из Уайтчепела (СИ)

И припечатал, смачно сплюнув в песок: – Извращенец проклятый!

– Эй, малец! – окликнул он Джека, отиравшегося неподалеку. – Видел здесь что-нибудь необычное?

Тот неловко приблизился, не желая неожиданным бегством привлекать к себе внимание «бобби».

Ответил:

– Никак нет, сэр. Ничегошеньки необычного, – а сам стиснул в кулаке золотую цепочку. Та казалась такой раскаленной, что жгла пальцы...

– И с лицом что приключилось, тоже, конечно, не знаешь?

– Никак нет, сэр, – не столь уверенным тоном отозвался Джек, впервые взглянув утопленнице в лицо. Отведенные от лица волосы явили ему кровавое месиво, и паренька опять потянуло блевать. К счастью, его желудок был все еще пуст...

Длинноносый констебль снова вперил взгляд в мертвую незнакомку:

– Видать, меж двумя баржами ее протащило, – предположил он, почесывая макушку, – вот и стерло лицо начисто. – И уверенней: – Сам посмотри: девчонка без роду и племени, понесла, кажись, от хозяина, вот и сиганула воду в отчаянии. Дуреха... – А потом в сторону Джека: – Шел бы ты отсюда, малец. Проваливай!

А другой подхватил:

– Да побыстрее!

И Джек припустил в сторону дома, не разбирая дороги. Бежал, пока колотье в боку и ядреный запах крови и требухи не принудил его сбавить шаг и задохнуться на миг от непривычного «аромата». Блеяли овцы, мычали коровы, перекрикивались торговцы, расхваливая товар на лотках... Деловито переговаривались покупатели.

Смитфилдский рынок кипел и пенился потоком людей, и Джек ощутил себя камнем, брошенным в бурный ручей...

– Отойди, шваль! – толкнули его с одной стороны.

– В сторону! – пробасили с другой.

Джек едва успел отскочил он груженой тележки, едва ли не переехавшей ему ноги.

И снова:

– Эй, Жаворонок, каков нынче улов? Две старые тряпки по пенни за штуку и две деревяшки на костыли? – окликнул его звонкий голос, от которого он невольно напрягся.

И отозвался мгновенно, по старой привычке:

– Тебе что за дело, Окорок? Сам-то похлеще меня в дерьме копашишься.

За прилавком, гоняя мух над кусками свежего мяса, стоял курносый мальчишка с копной рыжих волос.

– Ну уж нет, это ты у нас дерьмокопатель, – парировал он, усмехнувшись. – А я – ученик мясника, – и он продемонстрировал парню большой разделочный нож.

Джек ненавидел прозвище, которым народ окрестил всех детей его профессии – «жаворонки», – к счастью, ему скоро пятнадцать, и он займется чем-нибудь посерьезней сбора прибрежного мусора.

А Окорок продолжал:

– Слышь, Жаворонок, – голос тихий, почти вкрадчивый, – говорят, Кукловод выпустил твоей Энни всю кровь... каплю за каплей. Вот так! – и он сделал вид, что полоснул себя по бедру мясницким ножом, а потом повторил: – Каплю за каплей. – Осклабился и заржал во все горло.

Джека как кипятком обдало, окатило от макушки до пят. И он закричал, порываясь к насмешнику и желая вздуть его хорошенько:

– Не смей поминать ее имя, чертов урод! – Его кулак уже предвкушал приятную боль от соприкосновения с челюстью рыжего негодяя, когда, налетев на взявшуюся неизвестно откуда девицу, он получил корзинкой по голове. К счастью, пустой...

– Смотри, куда прешь! – огрызнулась она и тут же добавила: – Джек, это ты? Давно не виделись. – Свирепое выражение ее личика разом разгладилось, сменившись улыбкой.

Парень потер место ушиба и просипел:

– Я. Здравствуй, Ханна.

Где-то на заднем плане гоготал Окорок, потешаясь над Джеком, но сам он глядел только на Ханну, подругу сестры. Бывшую подругу сестры, которой у него больше не было...

Они постояли в неловком молчании, а потом девушка произнесла:

– Как вы, держитесь? Твоей матушке стало лучше? – И, опустив голову: – Мне её не хватает... – Оба знали, о ком она говорит, даже без слов. Слова были бы лишними. – Всё вспоминаю и вспоминаю. Такое несчастье, Джек!

Ханна с Энни дружили долгие годы, неразлучные с самого детства, они были почти как родные, но даже с лучшей подругой сестры вести разговоры об Энни Джек не хотел – просто не мог. Как будто что-то удерживало его, стопорило дыхание... Но голос в его голове упрямо нашептывал: «Не будь букой. Ханна здесь не при чем», и он пересилил себя:

– Все хорошо. Маме получше. – Вранье, конечно, но он не хотел грузить Ханну своими проблемами. Ей своих, он уверен, хватает... – Ты как? Все так же прислуживаешь на Гросвенор-сквер?

Та кивнула и вдруг зачастила с --">