Александр Арсаньев - Третье дело Карозиных

Если для вас эти деньги не так уж и важны, да и не сказать, что слишком необходимы, то о чем же беспокоиться? Пусть останется все на совести тех, кто смошенничал. У каждого из нас свои счеты с Богом, – заключил он, и Катенька при этих его словах удивленно вскинула бровки.

Нельзя сказать, чтобы Никита Сергеевич был человеком неверующим вовсе, но до женитьбы на молодой барышне Бекетовой, считал, как и все прогрессивные и передовые люди, что есть, обязательно должно быть во вселенной нечто такое, что человеческому уму не подвластно, но только предпочитал над этим не задумываться, а называть не иначе как Судьбой или Высшим Разумом, хотя и воспитывался в православной семье, и молитвы знал с детства, и церковь ходил, как и всякий. Но искренняя религиозность его жены, которую Никита Сергеевич обожал нежно и безмерно, зажгла и в нем искру истинной веры, и теперь он при случае сопровождал Катеньку в церковь, да и самого туда тянуло, что он уже вполне признавал. Воистину «неверный муж верною женой освящается». Возможно, происходило это из глубокого его опасения, что с Катенькой, не приведи Господи, может что-то случиться, и Господь, пославший ему такую жену, о которой только и можно мечтать да грезить, возьмет да и отнимет ее… И чтобы такого не случилось, Никита Сергеевич вроде как пытался умилостивить Всевышнего, хотя в таком течении мысли не признался бы даже на исповеди.

– Что ж, – повторила Галина Сергеевна, – вы, должно быть, правы, батюшка мой, – и она вздохнула уже свободней и облегченнее. Бог простит и нам велит. Так тому и быть, а то уж я распереживалась, думаю, да как же тут отыскать злодея? Да и что его отыскивать? Верно? – Карозин все с той же улыбкой кивнул. – И что с него взять? Да и нам-то что с того? – Галина Сергеевна недоуменно пожала плечами и, кажется, окончательно успокоилась. – Ох, спасибо, что надоумили! – с искренним чувством воскликнула она и даже, кажется, прослезилась.

Было заметно, что ей и правда легче простить да и забыть, чем пытаться что-то выяснять, что-то доказывать и мучиться от сомнений и переживаний, ожидая, чем все это обернется.

– Ну, не будем больше вас задерживать, – спохватилась она, широко и довольно улыбнувшись, а ее небольшие веселые глазки вновь наполнились выражением довольства и безмятежности.

– Быть может, не откажетесь от чаю? – подала голос Катенька, до этого с интересом наблюдавшая сцену, происходящую между супругом и генеральшей.

– Да что вы, душечка! – всплеснула пухленькими, затянутыми в ажурные перчатки ручками Морошкина. – Конечно же, не откажемся!

– Минутку, я распоряжусь, – улыбнулась Катенька и выскользнула из гостиной.

За дверью Катенька не сдержала все-таки смешок, подозвала Груню и велела подать чай, а в комнату вернулась, когда там уже перешли к обсуждению предстоящей коронации Императора. Говорила, конечно, Галина Сергеевна, причем говорила с таким жаром, с каким дети обычно обсуждают предстоящие праздники, а Никита Сергеевич, легко и как-то даже блаженно улыбаясь, кивал головой или то и дело вставлял какую-нибудь фразочку, что еще больше подзадоривало генеральскую вдову. Одна только Наташа была по-прежнему задумчива и больше смотрела на носки своих ботинок или разглядывала узор ковра, но так и не проронила ни единого словечка. Катенька хотела было и ее занять разговором, но быстрый и остерегающий взгляд, брошенный Наташей, остановил этот ее порыв. Она только подумала, что вот этакая задумчивость не свойственна Наташе, надо полагать, ее что-то весьма тревожит.

Подали чай, за которым опять-таки больше всех говорила Морошкина, что, впрочем, нисколько никого не смущало и не тяготило, каждый из присутствующих по сути был занят своими мыслями, хотя Карозины вежливо поддерживали и направляли монолог Галины Сергеевны. К концу этого вечера стало ясно, что об неприятном инциденте с векселями их незадачливая хозяйка, кажется, вовсе забыла и более того, испытывала, судя по всему, чувство облегчения. Это чувство наверняка разделял с ней и Никита Сергеевич. Прощаясь с гостьями, Катенька все же улучила минуточку и шепнула Наташе, пожимая ее тонкую руку:

– Natali, вас что-то мучит. – Наташа бросила на Катю такой же предостерегающий взгляд. – Если вам захочется это рассказать, вы можете мною располагать, – сказано это было самым дружеским и участливым тоном, и Наташа это поняла и осторожно пожала Катенькину ручку в ответ.

Когда гостьи покинули особняк --">