Людмила Ивановна Милевская - Пять рассерженных жён

жизнь, так пускай не жалуется. С этим своим бизнесом она совсем захирела. Теперь все, что она зарабатывает, идёт на косметические операции, но я не об этом. Я о том, почему Тамара называет меня Мамой. Да и об этом не стоит, просто так повелось. Женщины — одно слово. Что вы хотите? Тот, кто имеет подруг, легко меня поймёт. Вот, Маруся (ещё одна подруга) меня вообще называет старушкой, а я в ответ считаю её уродом, но тщательно это скрываю. Передать не могу какое удовольствие я получаю, когда Маруся просит моего совета в выборе одежды. Чем хуже она выглядит, тем больше я её хвалю. Впрочем, здесь я не оригинал. Многие поступают так же.

Так вот, с самой середине моего ликования материализовалась Тамара. Она была взвинчена и прямо-таки источала плохое настроение.

— Мама, это я, — сказала Тамара и тут же добавила: — Иди ты в задницу!

Как прикажете на это реагировать? Сижу, радуюсь, никого не трогаю, и вдруг звонят и посылают черти куда. Я уже собралась возмутиться, сожалея, что по телефону нельзя это сделать столь эффективно, как живьём, но Тамара успела пояснить ангельским голоском:

— Мама, милая, это я не тебе, — и тут же добавила, изрядно зверея: — Сам идиот! Ты сейчас выпросишь себе на жопу приключений! Моё терпение вот-вот лопнет!

— Моё тоже! — засвидетельствовала я. — Столько грубостей, мой редактор этого не одобрил бы, и впервые в жизни я с ним была бы согласна. Безобразие! Я только что находилась в мечтательном настроении и была готова на бог знает какие подвиги… И тут вторгаешься ты с какой-то жопой. И с кем ты там разговариваешь, если ты, конечно, позволишь спросить?

— С Даней, — рявкнула Тамара.

Я могла бы догадаться сама, потому что Даня — нежно любимый муж Тамары.

— Почему бы тебе сначала не поговорить с ним, а уж потом не позвонить мне? — поинтересовалась я. — Если ты решила собрать в одну кучу все, что тебе дорого, так знай, ничего хорошего (как правило) из этого не получается.

— Я знаю, — едва не рыдая сообщила Тамара, — но Даня поднял голос протеста.

— По какому случаю? — изумилась я, прекрасно зная, что Даня в последние годы ест из рук Тамары, причём ест с аппетитом, и аппетит его растёт катастрофически, так о каком протесте может идти речь?

Кстати, боюсь, он уже ест не один. Пока Тамара гробит здоровье на благо своего бизнеса, снедаемый бездельем Даня вполне может обзавестись любовницей. Не хочу расстраивать Тамару, но я уже видела его однажды рядом с длинноногой блондинкой лет двадцати. Правда это было в очереди за билетами на футбол, но кто его знает.

— Ах, Соня, я не знаю что делать, — горестно сообщила Тамара. — Даня восстал! Он не хочет пускать меня на день рождения Прокопыча.

Просто удивительно как этот эгоист Даня столько лет пускал мою Тамару на день рождения Фрола Прокофьевича. Учитывая то, что Фрол Прокофьевич первый муж Тамары, это удивительно вдвойне.

— Ты сейчас где? — спросила я у Тамары, имея на неё кое-какие виды.

— На работе.

— До сих пор? — изумилась я.

— До сих пор, — со вздохом призналась она. — Ты же знаешь, как трудно оторваться от коллектива: пока не затрахают, не отпустят.

— Надеюсь, ты говоришь в переносном смысле.

— К сожалению, да, — ответила Тамара. — А тут ещё и Даня взялся пудрить мозги. Боже, как он протестует!

— Даня припёрся протестовать к тебе на работу? — поразилась я.

— Да нет, он-то как раз дома и протестует по телефону.

— Так отключи его и дело с концом, — посоветовала я.

— Уже отключила, но на душе скверно. А на день рождения Прокопыча я все равно пойду. Пропускать это мероприятие не намерена. Пусть Даня хоть удавится, но традиции я не нарушу.

— Не надейся, он не удавится, — заметила я.

— Я тоже так думаю, — уже гораздо бодрей согласилась Тамара и с напором продолжила: — Соня, ты должна помочь мне выбрать подарок.

Каждый год Тамара дарила Фролу Прокофьевичу белую рубашку и каждый год к этому ответственнейшему акту она привлекала меня. Пользуясь нашей дружбой, она заставляла меня сначала долго курсировать между прилавками всевозможных магазинов, эту рубашку выбирая, а потом под угрозой обид тащила на сам день рождения эту рубашку дарить.

Неприятность положения усугублялась тем, что дни рождения Фрола Прокофьевича, как правило, проходили очень скандально и заканчивались слезами всех приглашённых, исключая лишь меня и самого Фрола Прокофьевича.

На этот раз я присоединилась к Дане и восстала.

— Нет --">