Саша Антонова - Особенности брачной ночи или Миллион в швейцарском банке

пейджер.

Но тут случилось непредвиденное: я заблудилась и провела ночь в расселине. Контрольный звонок «шута» в шале Гунды поверг его в тихую панику: русская женщина пропала. Папаша Бонифаций клялся и божился, что только слепой может заблудиться в Грюнштайне.

«Шут» заподозрил, что Варкоч, Блум, мадам Грюнштайн и папаша Бонифаций ведут за его спиной собственную игру. Чувствуя, что теряет контроль над ситуацией, «шут» сам отправился в Грюнштайн.

А я в это время вела себя как глупая курица: хлопала крыльями, кудахтала, с открытым ртом глазела на раннюю готику, вместо того, чтобы целеустремленно искать сокровища.

Гунда, озадаченная странным звонком, отправилась в Грюнштайн и нашла меня в кухне. Она догадалась, что затевается какая-то гадость, и постаралась выпроводить меня.

Но тут появился Анри. Гунда рассказала ему о своих подозрениях. Анри понял, что кто-то задумал новое убийство с тем, чтобы подставить его, и решил нарушить планы убийцы.

Как нарушить планы убийцы? Ответ прост: не спускать глаз с его жертвы. А как привязать к себе предназначенную в жертву женщину? Очень просто: влюбить ее в себя. Анри преуспел в комедии обольщения. Как последняя дура, я таскалась за ним по пятам и млела. За нами следил Блум, а за Блумом следил «шут».

Не знаю, что заставило Анри изменить свой первоначальный план и попытаться спасти жизнь женщины, обреченной на смерть. Все его попытки выпроводить меня из Грюнштайна не дали результатов, как привязанная, я возвращалась обратно. Напрасно, надо было уехать. Тогда Блум остался бы жив. Зря он предложил обменять сумку на сокровища. Предложил – и немедленно умер.

Анри понял, что развязка близка. Он решил, что я все же знаю, где спрятаны сокровища, только опасаюсь достать их, пока он рядом. Анри сделал вид, что ушел. В шкафу открылся потайной ход. Все ждут, что сейчас я достану клад. «Шут» приближается ко мне, а Анри следит за ним. Следующим трупом буду я. Арбалет уже заряжен, смерть крадется по коридорам замка кошачьей походкой… Или лошадиной походкой…

Мне послышалось легкое цоканье: цок-цок, цок-цок. Так позвякивают подковы лошади. Белой лошади, на спине которой восседает Белый Всадник…

Я заметалась по опочивальне, не зная, куда спрятаться. Под кроватью слишком тесно, не пролезть. За гобеленом — сразу заметят. В камине все еще тлеют угли. Мой взгляд уперся в чрево шкафа. Выход есть!

Схватив сумку и подсвечник, я метнулась в шкаф. На пороге черной дыры застыла в нерешительности. Цок-цок-цок. Белая лошадь подкралась совсем близко, она была уже в соседней комнате. Я затаила дыхание и нырнула, как в омут, в черный зев потайного хода. Стоило только перешагнуть порог, как камень под кроссовкой притопился, замок выдохнул и захлопнул пасть, проглотив меня. Впрочем, я была только рада. Мне хотелось забиться в щель, в самый дальний уголок, в самое сердце Грюнштайна, спрятаться, исчезнуть, превратиться в невидимку.

Я ринулась по коридору в спасительную глубь, но не успела сделать и пары шагов, как задела ногой металлический предмет. Он покатился по каменным плитам, грохоча консервной банкой.

Вжавшись в камни, я с ужасом ждала, что «шут» на белом коне обнаружит тайник. Но было тихо. Присев на корточки, я поднесла свечу к предательской железке.

«Консервная банка» оказалась еще одной копией алмазного венца. Пыльная, вся в лохмотьях паутины, корона лежала на боку, поблескивая самоварным золотом и аляповатыми стекляшками. Я подняла ее, удивляясь, какими судьбами занесло в потайной ход столь странный предмет. Корона была тяжелой, грубоватой. Стразы слишком больших размеров делали ее крикливой и вульгарной. Мне пришло в голову, что такая корона могла быть аксессуаром маскарадного наряда какой-нибудь придворной дамы.

Где-то рядом каркнула ворона. Я вздрогнула, порывисто вскочила и задела плечом выступающий из стены железный крюк. Пол под ногами разверзся, и я рухнула вниз. Неодолимая сила протащила меня по наклонному желобу, обдала горстью соломы и заполошными птичьими криками и выбросила из каменного мешка в заросли лопухов.

Я полежала немного, рассматривая густую синеву неба. Там золотились фиолетовые облака, подсвеченные последними отблесками заходящего солнца. Сдув со лба сухие травинки и перышки, я поднялась из колючих лопухов, и с облегчением осознала, что каким-то чудом оказалась снаружи замка. Стена круглой сторожевой башни нависала с одной стороны, --">