Лев Аркадьевич Гурский - Яблоко раздора

– Ба-а-а-ксы!! – раздался из толпы одинокий пронзительный возглас, который каким-то образом перекрыл грохот взрыва и дребезжание битого стекла. Кто-то самый глазастый признал в падающих с неба бумажных кирпичиках вожделенные банковские упаковки. Вдобавок одна из бандеролей, видимо, оказалась надорванной, и шумный долларовый листопад зеленым облаком накрыл всю толпу. Этого было достаточно, чтобы дошлые граждане, мимоходом смяв милицейское оцепление, кинулись на ловлю зеленого счастья. Впрочем, и сами патрульные не остались в стороне от нежданного фарта, и вскоре стражи порядка и обычные москвичи трогательно побратались в едином порыве: не так уж часто конвертируемая валюта вот так падает с неба; проворонишь – локти будешь кусать всю жизнь.

Прижав к груди ценную сумку с кавказскими дарами, Дмитрий Олегович выбрался из толпы и минуту-другую издали понаблюдал, как растворяются в толпе четверть миллиона долларов. Жалко было только сгинувшего при взрыве будильника. Что же касается денег, то и сам Курочкин едва ли бы придумал более удачное разрешение проблемы. Ничего, кроме облегчения, освобождения от тяжести, он теперь не испытывал. За этот последний трюк богине невезения сегодня можно было бы простить если не все, то многое…

– 21 –

Пронзительный голос Валентины, так похожий на сирену гражданской обороны, привычно заставил Курочкина втянуть голову в плечи.

– Тебе во сколько ведено быть дома? А сейчас сколько?!

Дмитрий Олегович покорно отмалчивался, выставив сумку с яблоками впереди себя, как щит.

– Я уж ждала-ждала, тесто поднялось, противень чуть не подгорел, а начинки все нет! Хорошо хоть я вспомнила, что у Верки из сто тридцатой свой сад, пошла к ним, разжилась паданцами на халяву, испекла уж пирог, а тебя все нет! Уж и Терехин звонил, спрашивал, что мы не идем, все уж собрались… Где ты столько шлялся, горе мое?!

– За яблоками… в магазин ходил… – пробормотал Курочкин и, спохватившись, вручил супруге сумку. Та придирчиво осмотрела фрукты и немного смягчилась.

– Что-то уж больно хорошие, – тем не менее заявила она. – Какие-то не магазинные. Или, может, червивые?

Дмитрий Олегович промолчал.

– Ладно, придем из гостей – разберемся, – посулила жена. – Быстро переодевайся, костюм глаженый на стуле… Пошел-пошел, не стой, как истукан…

Курочкин бочком двинулся по коридору в направлении комнаты.

– Стой! – внезапно скомандовала супруга. – А ну, повернись!

Курочкин послушно повернулся.

– Я тебе дала с собой будильник. Где он? Потерял?

Дмитрий Олегович покаяно кивнул, очень надеясь, что Валентина не станет сейчас выспрашивать, при каких обстоятельствах это произошло, а там, глядишь, и забудет.

– Обалдуй! – с сердцем произнесла супруга. – Тебе ничегошеньки нельзя доверить. У тебя не руки, а сито какое-то, прорва бездонная! Все, что можно упустить, непременно упустишь, проворонишь, потеряешь… Ты чего улыбаешься? – грозно добавила она и больно щелкнула мужа по лбу.

– Нет, ничего… – отозвался Курочкин, пытаясь стереть с лица нервную улыбочку. «Если бы она узнала, что я сегодня еще и упустил четверть миллиона долларов, – подумал он, – она бы меня вообще прибила».