Ирина Александровна Аллегрова - Больше чем любовь

каким-то неясным для Лены подтекстом.

Она помнила эти частые праздники труда, когда всем институтом, а потом поликлиникой, выходили они на весенние улицы, мели тротуары, жгли мусор, вскапывали газоны...? Не похоже было, чтоб эти нарядные женщины собирались на ночь глядя махать метлами или

вскапывать землю.

— А что за субботник? — тихо спросила она Милку.

— Увидишь! — смеялась Милка.

— Убирать что-нибудь?

— Нет, но тоже — работа!

— Работа и отдых! — подхватили сидящие рядом женщины. — Для кого как!

Автобус тронулся, покатил по Тверской, мягко покачиваясь, зазвучала музыка, тихонько загудели кондиционеры, то и дело кто-нибудь распахивал холодильник и доставал оттуда пепси или сок.

Лена жевала жареные орешки и, блаженно откинувшись на спинку кресла, смотрела в окно. Вечерняя Москва уже замирала.

— Мне до одиннадцати надо быть дома, — сказала она Милке. — Успею?

— Успеешь! Все успеешь! — снова рассмеялась та,

— О, да ты уже хороша! — сказала Лена. — Что смешного-то?

— А все смешно! Ты и представить себе не можешь, как все смешно!

Глава 2 Кукла и Миледи

Милка была далеко не самой красивой девочкой в классе, но из-за нее передрались между собой почти все мальчишки.

Не то чтобы она их стравливала специально, но явно испытывала гордость, когда на лице очередного кавалера появлялись фингалы и ссадины. Она с восторгом рассказывала о своей прабабке, роковой красавице, из-за которой трое молодых людей покончили счеты с жизнью, и как-то заявила, что отдастся любому, кто сделал бы это. Желающих, конечно, не нашлось, а Милка получила прозвище Миледи Клячкина. Самое обидное, что так ее назвал Савельев, в которого была тайно влюблена.

Впрочем, в тот же вечер Савельева избили, и он попал в больницу с сотрясением мозга. Милка купила апельсины и пришла его навестить. Но Савельев не захотел ее видеть. Два дня она простояла под окнами его палаты, а на третий (вернее, это была уже ночь) влезла к нему в окно.

Он лежал, уставясь в потолок, и был такой же бледный, как бинты, которыми его перевязали.

Милка присела рядом, зашептала ему в ухо:

— Сань, я тут не при чем! Эти придурки просто обалдели, козлы какие-то, козлотуры...

Савельев медленно прикрыл глаза, словно не желая ее видеть. Казалось, прошла вечность, прежде чем она услышала:

— Хотят тебя, а бьют меня.

— Я же говорю: придурки... — Милка горячо дышала ему в ухо. — Как будто нет другого способа обратить на себя внимание! — она осторожно дотронулась до его руки.

— Ой, Саня, ты ледяной весь, как...

-...покойник, — продолжил он с потрясающей своей ухмылкой, которая сводила ее

с ума. И тут же сморщился от боли.

— Ну, нет, — горячо шепнула Милка, и рука ее скользнула к нему под одеяло, — я этого не допущу!

На всю жизнь запомнилось ей это ощущение — мускулистый юношеский торс, подрагивание теплого бедра и тоненькая жилка, пульсирующая в ложбинке паха...

Насмешливый голос накрыл ее, как гром:

— По-моему, это ты обалдела.

Милка вздрогнула. И прошептала:

-...Да. Я, кажется, на все готова.

— Так прямо уж "на все"? — прищурил глаза Савельев.

— На все, на все... - одними губами сказала Милка.

— Тогда оставь меня, пожалуйста, в покое, — выговорил он раздельно.

— Нет! Нет! — Милка понимала, что отступать нельзя, невозможно.

— Почему?

— Ты этого не хочешь.

— Ты думаешь? — хрипловато спросил Савельев.

— Я ч у в с т в у ю — пробормотала Милка голосом, срывающимся от еле сдерживаемого торжества.

И осторожно сжала руку...

Но в следующий миг что-то холодное ударило в лицо, она, вскрикнув, отшатнулась. Это Савельев плеснул на нее водой.

— Ты мне не нравишься, — шепнул он, оскалив зубы. — Отвали.

Милка вытерла лицо... Сейчас она готова была убить Савельева, ударить по его больной голове, вцепиться в израненное лицо ногтями...

Но тут заметила, как что-то сверкнуло в темном углу палаты. Чьи-то глаза смотрели на нее, не отрываясь. Приглядевшись, она увидела мужчину, лет сорока.

— А вам я нравлюсь, дяденька? — спросила она, кусая губы, чтобы не разрыдаться.

Мужчина промолчал, и Милка подошла к нему поближе, наклонялась, чтобы он лучше разглядел ее.

— Ну, говорите, не стесняйтесь! За правильный ответ — приз!

— Нравишься, — послышалось из тьмы.

Ну вот и месть. Это куда лучше, чем ударить или исцарапать. Милка оглянулась на --">