Элена Форбс - Умри со мной

«Подставит ли он мне свой рот?»

О да.

«Вгрызется ли он в меня своими зубами?»

О да.

«Утолит ли со мной свой голод?»

Да.

«А без меня умрет ли он с голоду?»

Да. Голод. Томление. Так трудно контролировать их.

«А любит ли он меня?»

Да, он все время твердил, что любит ее.

Он наклонился поцеловать ее как следует. И снова на него пахнуло мерзким запашком «Перз». Она что, с ног до головы намыливалась этой дрянью? Он попытался отгородиться от запаха, стал наблюдать за ней: девочка легонько вздохнула, крепко зажмурила глаза, поддаваясь ему, губы у нее так и остались плотно стиснутыми, словно бы для детского поцелуя. Он подивился ее неопытности. Большинство девчонок ее возраста ведут себя только что не как шлюхи.

Он снова поцеловал ее, не спеша отнять рот от ее губ, чуть коснувшись их языком, чувствуя, как она обмякает в его объятиях. Он изучал ее: не тронутые пинцетом брови, тонкий золотистый пушок на щеках, поблекшую россыпь веснушек на носу. Зимний свет украл краски ее лица, облил его смертельной бледностью. Он не сомневался, девочка — девственница, хотя его это особо не прельщало.

Подержав ее в объятиях достаточно — по его расчетам — долго, он отступил, и девушка распахнула глаза. Ясные, синие — без сомнения, самое красивое, что у нее есть. Такие доверчивые, добрые и невинные. Она и вправду идеальна для него. Он улыбнулся своей удаче, сверкнув красивыми, ослепительно белыми зубами.

— Ты на самом деле уверена? Не отнимаешь у меня без толку время?

Девушка отвела глаза, как будто его взгляд обжигал ее, тонкие пальцы крутили нитку, торчавшую из обшлага плаща.

— Я ведь, знаешь ли, настроен серьезно. — Он пристально следил за выражением ее лица. — Не подведешь меня?

Она медленно помотала головой, но он все еще не был убежден до конца. Легонько тронул ее за подбородок, заставляя снова посмотреть ему в глаза:

— Ну же. Мы совершим это вместе. Вместе навсегда, ты и я.

Это были слова из другой песни, ей такая банальщина наверняка нравится. Ей легко было угодить, она с наслаждением глотала стишата, которые он ей посылал по электронной почте, — сплошь о любви и смерти. Они задевали ее за живое, падали на благодатную почву, открывая шлюзы для ее сокровенных признаний и чаяний. Боль, одиночество — грустный каталог пренебрежения ею, ее несчастности. А он так прекрасно понимал ее. Он стал для нее родственной душой, ее первой, ее единственной любовью.

— Мы. Вместе. Никогда не расстанемся. Ты ведь такого и хотела, верно? Ты так мне писала. — Он пристально следил за девочкой, стараясь подпустить побольше теплоты в выражение глаз, обуздать рвущееся наружу нетерпение. — Мы — чужие в этом мире. Ты же сама понимаешь, выход для нас есть только один.

Прерывисто вздохнув, девочка медленно кивнула, на глазах у нее набухали слезы.

— Вот и отлично. Все, что нам понадобится, у меня здесь. — Он похлопал по своему рюкзаку и закинул его через плечо. Наклонившись, снова наскоро поцеловал ее. — Пойдем же, милая, пора. — И, крепко обхватив девушку за плечи, ввел ее в сумеречно освещенную церковь.

Воздух в церкви стоял затхлый: запах сырости смешался со зловонием гниющих цветов, на подставках вдоль рядов высились увядшие белые розы и хризантемы. Ему не верилось, будто кто-то мог выбрать эту церковь для венчания. Ни намека на теплую атмосферу, ничего примечательного в пустынном, угрюмом и темном помещении. Мраморные мемориальные таблички и унылый безликий строй коричневых скамей — ничто здесь не могло привлечь внимания туристов или каких-то случайных посетителей. Заброшенное местечко, нелюбимое и редко посещаемое. Охраны, как ни странно, тоже никакой, хотя что тут, собственно, воровать? Разведку он проводил очень даже старательно и место выбрал дотошно. Будний день, послеобеденное время — самое безлюдье. Идеально для того, что предстояло.

Джемма замерла в трансе, рассматривая круглое витражное окно в конце нефа над алтарем, переливчатые яркие цвета его подсвечивались сумеречным светом с улицы. Мученичество святого Себастьяна, начало XIX века, вспомнил он прочитанное в церковной брошюре. Пожалуй, святая Катерина или святая Иоанна стали бы более уместным фоном, но с женщинами-мученицами в Лондоне обстояло скудновато.

— Пойдем, — дернул он ее за локоть. — --">