Жорж Сименон - Капли стеарина

В самом событии, происшедшем пять дней назад, не было ничего сенсационного. Сестры Потрю, жившие вдвоем в этом домишке, имели, по слухам, кое-какие сбережения. Они также владели еще тремя домами в этой же деревушке и издавна слыли скрягами.

В ночь с пятницы на субботу соседи слышали какой-то шум, не вызвавший у них беспокойства. На рассвете в субботу проезжавший мимо дома крестьянин, заметив распахнутое настежь окно спальни, заглянул внутрь и поднял крик.

Около окна в ночной рубашке лежала Амелия Потрю в луже крови. На кровати лицом к стене застыла в неподвижности ее сестра Маргарита — она была мертва, в груди у нее зияли три ножевые раны, правая щека была рассечена, и глаз наполовину вытек.

Амелия осталась жива. Она пыталась позвать на помощь и открыла окно, но упала, лишившись чувств от потери крови. На теле у нее насчитали одиннадцать неглубоких ран, почти все на плече и правом боку, но ни одна не была серьезной.

Второй ящик комода был выдвинут, белье разбросано, а сверху лежал старый, позеленевший от времени кожаный портфель, в котором сестры, должно быть, хранили все документы. На полу валялись сберегательная книжка, купчие, арендные договоры и накладные поставщиков.

Орлеанская полиция уже производила дознание. У Мегрэ был не только подробный план помещения, но и фотографии, и протоколы допросов.

Покойницу Маргариту похоронили три дня назад. Амелию собирались отправить в больницу, но она оказала отчаянное сопротивление, вцепилась ногтями в простыни, требуя взглядом, чтобы ее оставили дома.

Судебно-медицинский эксперт утверждал, что ни один из внутренних органов у нее не затронут, а внезапную немоту объяснял нервным шоком. Так или иначе, за эти пять дней она не произнесла ни звука. Но, несмотря на свою неподвижность и стеснявшие ее повязки, она внимательно наблюдала за всем, что происходило вокруг нее. Теперь она не спускала глаз с Мегрэ.

Через три часа после того, как орлеанская прокуратура закончила расследование, был арестован тот, на кого указывали все улики как на убийцу. Это был Марсель, незаконный сын умершей. В возрасте двадцати трех лет Маргарита Потрю произвела на свет сына, которому было теперь тридцать девять лет. Одно время он, как утверждали все вокруг, служил доезжачим у герцога, потом стал дровосеком и жил на полуразвалившейся ферме в десяти километрах отсюда, около пруда Повешенного Волка.

Мегрэ навестил его в тюрьме. Это был человек грубый во всех отношениях; нередко он неделями не являлся к жене и пятерым детям, которых угощал в основном колотушками. Кроме того, он был пьяницей, да и придурковат немного.

Теперь, проникнувшись атмосферой, царившей в доме, Мегрэ захотел перечитать показания, которые дал Марсель о том вечере, когда было совершено убийство.

— Я приехал на велосипеде около семи вечера, когда старухи садились за стол. Я выпил стаканчик у стойки, потом вышел во двор, прирезал кролика и ободрал, а мать его зажарила. Тетка, по обыкновению, ворчала, она меня всегда терпеть не могла.

Местные жители утверждали, что Марсель действительно имел привычку так вот неожиданно заявляться к матери и тетке и закатывать себе пир; мать не смела ни в чем ему отказать, а тетка его побаивалась.

— Они снова поругались, когда я взял в лавке сыру и отрезал малость…

— Какое вино вы пили? — спросил Мегрэ.

— То, что стоит в лавке.

— Чем вы освещали комнату?

— Керосиновой лампой. После ужина мать, у которой вечно что-то болело, улеглась и попросила меня достать ее бумаги из второго ящика комода. Она дала мне ключ. Я принес бумаги, и мы подсчитали сумму по накладным, так как подходил конец месяца.

— Что еще находилось в этом портфеле?

— Купчие, облигации ренты, акции — здоровенный пакет, тысяч на тридцать, а то и больше.

— Вы заходили в кладовку? Зажигали свечу?

— Нет… В полдесятого я положил обратно в ящик бумаги и ушел. Проходя через лавку, я выпил еще стаканчик. Если вам наболтают, будто это я прикончил старуху, не верьте, вранье это все. Вы лучше расспросите Юго.

К великому удивлению адвоката Марселя, Мегрэ не стал больше ни о чем его расспрашивать.

Что касается Ярко, или, как его здесь называли, Юго, поскольку он был родом из Югославии, то он был человек совсем иного сорта. Он попал в эти места после войны и осел здесь. Жил он один в доме по соседству с домом сестер Потрю и работал возчиком в лесу.