Донна Леон - Ария смерти

спокойной ночи, а когда весь этот стресс, связанный с сегодняшним спектаклем, пойдет на убыль, а сама она начнет возвращаться к нормальной жизни, – лечь в кровать и очень-очень постараться уснуть. После выступлений с коллегами, с которыми Флавию связывали давнее знакомство и симпатия, они обычно отправлялись ужинать, и она с нетерпением ждала этих посиделок в ресторане, с шутками и анекдотами об импресарио, менеджерах и театральных директорах. Приятно находиться в обществе людей, вместе с которыми вы только что пережили это чудо – рождение прекрасной музыки… Но тут, в Венеции, где Флавия провела столько времени и должна была бы уже иметь больше знакомых, ей не хотелось общаться с коллегами. Баритон только и говорит что о своей славе, дирижер терпеть Флавию не может и с трудом это скрывает, а тенор, кажется, влюбился в нее, несмотря на то – и певица ничуть не кривила душой, говоря себе это! – что она не давала ему никакого повода. Он всего лишь на десять лет старше ее сына и слишком неопытен, чтобы ее заинтересовать.

Флавия встрепенулась. За размышлениями она совсем забыла о цветах. И о вазах. Интересно, человек, который прислал их, сейчас тоже в холле? Может, стоит показаться на публике хотя бы с одним букетом? «Все – к черту!» – сказала Флавия своему отражению, и оно покладисто кивнуло, соглашаясь.

Это началось два месяца назад, в Лондоне. «Свадьба Фигаро», последний спектакль… Когда Флавия впервые вышла на поклон, из зала дождем полетели желтые розы. Позднее, уже в Санкт-Петербурге, после сольного концерта сцена также была усыпана ими, но было много и других цветов. Особенно Флавии нравилось, когда зрители (преимущественно дамы), следуя русской театральной традиции, подходили к сцене и протягивали ей букеты. Приятно видеть глаза человека, который одаривает тебя цветами или говорит что-то лестное. Есть в этом нечто… душевное.

И вот теперь Венеция… Во время премьеры Флавию осыпали ливнем желтых роз, но после представления, в гримерной, не было ни одного цветочка. В отличие от сегодняшнего вечера. Ни имени, ни записки, ничего, что объясняло бы столь щедрое подношение.

Флавия нарочно тянула время. Ей не хотелось решать, что делать с цветами, не хотелось подписывать программки и перебрасываться вежливыми, ничего не значащими фразами ни с незнакомыми людьми, ни с постоянными поклонниками, которые часто бывают на ее спектаклях и вследствие этого считают себя чуть ли не ее приятелями.

Она забросила сумку на плечо, еще раз провела рукой по волосам – совсем сухие. Флавия вышла из гримерной и в конце коридора увидела костюмершу.

– Марина! – позвала ее певица.

– Sı́, Signora!^[10] – ответила женщина и направилась к ней.

– Если хотите, заберите эти розы домой! И другим костюмерам передайте: пусть возьмут, кто хочет.

Марина помедлила с ответом, чем удивила Флавию. Разве итальянские женщины так уж часто получают охапки роз? Однако затем лицо костюмерши озарилось искренним удовольствием.

– Синьора, как это мило с вашей стороны! Но разве вы не возьмете хотя бы часть цветов?

И она махнула в сторону комнаты, где были сотни роз, каждая – словно маленькое яркое солнце.

На Флавию это предложение не произвело впечатления.

– Нет. Забирайте все!

– А вазы? – спросила Марина. – Не знаю, можно ли оставлять их без присмотра…

– Они не мои. Так что можете взять и их, если они вам нравятся, – ответила Флавия, мимоходом касаясь ее руки. И уже мягче добавила: – «Венини» возьмите обязательно, договорились?

И певица направилась к лифту. Внизу ее ждали поклонники.

3

Флавия понимала, что на переодевание у нее ушло много времени. Может, хотя бы некоторым ее поклонникам надоело ждать и они ушли? Она устала и проголодалась: пять часов в переполненном театре, среди людей – за кулисами и на сцене, не говоря уже о публике, – и теперь ей хотелось поужинать в каком-нибудь тихом ресторанчике и наконец-то остаться наедине с собой.

Выйдя из лифта, певица зашагала по длинному коридору, который вел к каморке капельдинера. Там же, в небольшом холле, Флавию обычно поджидали благодарные зрители. Когда ей оставалось пройти еще метров десять, вдруг грянули аплодисменты, и она изобразила свою самую счастливую улыбку – ту, которую нарочно приберегала для поклонников. Людей было много, и Флавия обрадовалась тому, что хотя бы попыталась скрыть утомление. Она ускорила шаг, как и полагается певице, которой не терпится --">