Валентина Ивановна Марина - Верхотуров против Меломана

пользовались все. А кто знает — не посмеет сказать. О мертвых или хорошо или ничего.

— Вот так! — мысленно показал он кукиш тем, кто собирался отдать его под суд, усмехнулся, представив их в почетном карауле. — Могут не встать, — мелькнула трезвая мысль и удивление: — Какая чушь лезет в голову, когда надо искать выход! Выход? Есть ли он?

Все живое, деятельное восстало в нем, и боль затихла. Только под самым сердцем затаилась еще какая-то пиявка, сосала, мешала думать. Он протянул руку и нашарил в кармане сразу два патрончика: знакомый узенький стеклянный и металлический незнакомый. Луна светила где-то высоко над домом. В неверном ее свете Пивоваров повертел в пальцах патрончик и узнал — «золотая доза» это. Смертельная доза наркотика. Но как она очутилась в кармане? Когда я ее взял?

Смертельную дозу принес три года назад дядя Женя, брат матери — врач-онколог, когда мать умирала от рака. Умирала мучительно, страшно, молила брата: «Принеси мне яда. Все равно не встану. Только вас мучаю!» Дядя Женя принес, но дать не смог.

— Может, ты, Алексей, сможешь?

Пивоваров тоже не смог. А мать на другой день умерла. Напуганный ее мучениями, разговорами о раковой наследственности, Пивоваров «зажал» патрончик с ядом. Решил — если такое со мной случится — сам положу конец! И спрятал патрончик с ядом в сейф в своем служебном кабинете. Спрятал и забыл о нем. А он оказался в кармане. Как?

Время, когда, задыхаясь от ярости, он вышел от секретаря обкома, до тяжелого пробуждения здесь, на даче, полностью выпало из памяти Пивоварова. Провалилось! Помнил, что рабочий день уже кончился: уборщицы в холле лощили паркет, жужжал пылесос. Больше он ничего не помнил. Боль отступила и без нитроглицерина. Пивоваров положил оба патрончика на тумбочку, задумался. Постепенно из провальной тьмы начали проступать события черного этого вечера. Альбина! Видно, в каждом мужчине до конца дней живет ребенок. В трудную минуту, когда ему страшно, хочется спрятать голову в женских коленях, забыться. Чтобы любящая теплая рука провела по волосам, успокоила, чтобы чья-то близкая душа простила все, ни о чем не спрашивая. Не каждый поддается этой детской слабости, и не у каждого есть такая преданная женщина, но желание такое, хоть раз в жизни, хоть мимолетное, испытывал, наверное, каждый. Выбитый из седла, обугленный яростью Пивоваров жаждал нежности и разрядки. Хотел сразу же ехать к Альбине. Просто сказать, девочка моя, — я устал! Сработала давняя привычка не приходить к женщине без подарка. В сейфе, в его служебном кабинете, все еще лежала коробочка с рубиновым крестиком, так и не врученная в день рождения. Он дал шоферу десять рублей:

— Где хочешь — купи цветов! Самых лучших! — и пешком пошел в главк. Здесь тоже хозяйничали уборщицы, но его кабинет был уже убран. Его кабинет! В последний раз он заходит в него, как в свой. Пивоваров решил сейчас же вынуть из сейфа все личное. Бархатная коробочка с крестиком, сломанные золотые часы, точные. Он уронил их тут же, в кабинете. Видимо, лопнула ось. И кто-то из проворных сослуживцев сейчас же притащил «Сейко». Книжка с адресами и телефонами. Ее выбросить, но не здесь. Какие-то таблетки. Это выбросить здесь. Патрончик с ядом попался под руку случайно. Пивоваров даже не сразу сообразил, что́ это, хотел выбросить в корзину вслед за таблетками, но вспомнил, что́ это, и спрятал в карман. Недоставало, чтобы в его кабинете нашли наркотик! То-то было бы разговоров! Уже у двери он подумал: — Надо все же позвонить. Вдруг да этот... в дурацкой кепочке уже прописался у нее.

Вспомнил, как шутил в дни хлопот об этом телефоне:

— Это, чтобы не нарваться на соперника!

И она смеялась:

— Да, да, я кручу роман с одной футбольной командой. Берегись!

И вот — сбылось! Он звонит именно для этого. Ответила мать Альбины, Бронислава Антоновна. Удивилась:

— Разве Алечка вам ничего не сказала? Она же в консерваторию поступила. Такая радость! Учится уже... в Свердловске. Значит, не успела. Напишет.

Пивоваров молчал ошеломленный, а мать, по-своему истолковав его молчание, виновато сказала:

— Наш дом на капитальном ремонте, вот мы и живем здесь пока...

Все так же молча он положил трубку. Вот, значит, как! Такая радость, и не нашла нужным даже позвонить. Такая радость...

Шофер расстарался: огромные розовые гладиолусы лежали на заднем сиденье, ослепительно красивые и холодные. «Как Альбина», — подумал Пивоваров и --">