Лев Аркадьевич Гурский - Убить президента

– Это точно, – безрадостно согласился Полковников. – Этого хватит на всю жизнь. Состарюсь – сочиню сенсационные мемуары.

– Ты еще состарься сначала, – проговорил я. – Будешь опять со своей камерой лезть во все щели – наверняка останешься без головы.

– Работа такая, – пожал плечами Полковников. – Дима Игрунов, к моей радости, выздоровел и вернулся к своей «Ночной жизни». А мне осталось мое «Лицом к лицу». Хочешь, Макс, сделаем с тобой передачу? Нет, правда?

Я улыбнулся:

– И о чем же мы с тобой будем говорить? Мы же террористами занимаемся, там все дела с та-а-ким сроком давности. Замучаешься ждать.

– Поговорим о мировой литературе, – не отставал Полковников. – Человек с такой домашней библиотекой…

– Да ну тебя. – Я отмахнулся. – Лучше вот его пригласи, как вернется. Я помню, ты ему обещал.

К стойке регистрации подходил ОН. Бывший президент. Он держал в одной руке легкий чемоданчик, в другой – полиэтиленовый пакет. Бывший президент устало улыбался.

– Всем – здравствуйте! – пробасил он. Со стойки регистрации поднялась стайка потревоженных бланков и разлетелась по залу. – Фу-ты, черт, – конфузливо сказал президент уже шепотом. – Все время забываю.

Мы поздоровались.

– Дозвонились до госпиталя? – спросил я.

– Дозвонился! – радостным шепотом сообщил бывший президент. – У Аньки, понимаешь, отдельная палата с телефоном. Сервис – высший класс. Самое интересное, что они там всех разместили, кто с того рейса. А вовсе не потому, что Анька – моя дочь. Страна, понимаешь, такая. Франция.

Мы тоже заулыбались.

На наше счастье, охранцы оказались скверными диверсантами. Бомба, которая была заложена в один из моторов французского самолета, взорвалась слишком поздно, уже вблизи от аэропорта «Орли». Опытный пилот все-таки сумел посадить машину так, что обошлось без жертв. Многие получили переломы и ушибы, но не погиб никто.

– А как там Игорек и Максимка? – поинтересовался Аркаша.

– В лучшем виде! – тихо и радостно проговорил экс-президент. – Уже бегают по всему госпиталю. Пользуются тем, понимаешь, что мать еще не ходит… Вот прилечу, я им задам.

Бесполый голос дикторши объявил о начале регистрации на рейс Москва-Париж.

– Ладно, – сказал бывший, пожимая нам руки. От быстрой ходьбы седые волосы немного растрепались, он этого не замечал, и было ясно, что мысленно он уже рядом с дочкой и уже никем иным, кроме как отцом и дедом двух внуков, быть не желает.

– Не забудьте, – торопливо произнес Полковников. – Как возвратитесь, первое интервью – нашей программе. Вас, когда вы приедете, где мне искать? В городе, по домашнему телефону?

– Уж конечно, не в Завидово, – прищурился бывший. Он уже входил в дверь таможенной службы, как его догнал еще один Аркашин вопрос.

– А выборы? – вспомнив, крикнул ему вслед Полковников. – У вас ведь теперь есть шансы!

Экс-президент, не останавливаясь, отрицательно помотал головой, – да так энергично, что его прическа растрепалась совсем. Потом он исчез за дверью.

– Он больше в это не играет, – сказал я. – Неужели ты не понял?

– Вот и напрасно, – горячо произнес Полковников. – Кто знает, кого у нас выберут через три месяца.

– Будем надеяться на лучшее, – сказал я. – Что нам еще остается?

Лера за моей спиной довольно громко хмыкнула.

– Кстати, Валерия Брониславовна, – строго проговорил я. – Как должностное лицо напоминаю вам, что вы должны немедленно сдать пистолет. Никакого разрешения на ношение оружия у вас нет и, даю слово, не будет. Уж извините.

– Какой еще пистолет? – переспросила Лера. – Ах тот, здоровый… Да он остался там, в кабинете. Я его там выронила случайно. Разве вы не помните, Макс, там такая суматоха была…

Я посмотрел в глаза Леры.

Лера честно посмотрела в мои глаза. Впрочем, за толстыми линзами очков ее глаза были мне видны не очень хорошо.

Мне не осталось ничего, кроме как поверить.

Февраль-август 1994 г.

Вашингтон