Роберт Маккрам - В тайном государстве

опередили.

«Знакомое лицо», — подумал он, но не мог вспомнить ни имени, ни отдела. Другое подразделение.

Чиновник, узнавший Стрейнджа, был раздосадован. Не хватало еще, чтобы человек вроде Фрэнка влез в это дело. Сперва он начнет задавать щекотливые вопросы. Кто приказал? Какое начальство? Чьи распоряжения? Но Стрейндж — вот он, высокий, в мешковатом габардиновом пальто, на лице доброжелательное, но сдержанное выражение. Легкий румянец на щеках — из-за утренней стычки в Уайтхолле, а может, предвестник гнева, который загорался на увядших землистых скулах? Про Стрейнджа знали: достаточно слова поперек, чтобы вывести его из себя и сделать несговорчивым. И все же, если присмотреться, давние невзгоды убавили ему высокомерия.

Окидывая проницательным взором окружающее, он, казалось, как всегда, ничего не упускал. Голубые глаза не только искрились смешинками, но и умели зажигать людей.

— Может, вы отойдете в сторону? Это наши проблемы.

Стрейндж понимал недовольство сотрудника.

— Я не вмешиваюсь, — произнес он примирительно.

«Пока не вмешиваешься», — подумал чиновник и бросил:

— Я считал — вы уже в отставке.

Стрейндж решил слегка повалять дурака:

— Меня надоумили уйти с миром.

— Отмечаете?

— Приходится.

— Повеселитесь — и на покой?

Стрейндж не отступал. Дверцы машины «Скорой помощи», припаркованной у края тротуара, были распахнуты. Синие вспышки освещали статую сэра Уолтера Рэли^[1] неподалеку. Люди в белой одежде торопились в оцепленное пространство позади пьедестала. Там росло дерево, платан. Из-за чего бы там ни перекрыли Уайтхолл, причина — у корней платана.

Вряд ли это бомба. Слишком много людей, служащие министерства суетятся кругом. Затем вдруг четверо, быстрым шагом, почти бегом, понесли закрытые простыней носилки в «скорую», взвыл заведенный шофером двигатель.

Стрейндж медленно брел по тротуару. Он встретил несколько знакомых, но те были слишком заняты, чтобы заметить его появление. Люди с носилками торопливо пересекали газон. Долговязый врач в военной форме, вылезая из машины, столкнулся с одним из носильщиков. Тот, оступившись, выругался, другие покачнулись, носилки накренились, и простыня соскользнула. Стрейндж невольно сделал три быстрых шага вперед и онемел: запрокинутое, искаженное болью, лицо было безжизненно, но до дрожи знакомо.

2

Гай Прис считал, что в целом министерстве один Фрэнк Стрейндж мог устроить бучу в последний день пребывания на работе. Когда Фрэнк сердился, добродушие и деловитость сменялись в нем колкостью и холодностью. Он сыпал вопросами как на экзамене, наклонив стальной седины голову, что служило признаком глубокого недоверия к собеседнику.

Теперь он восседал за рабочим столом — пальто на спинке стула — и доводил преемника возражениями. В комнате 5В было пусто. Прис не в силах был уклониться от воинственно-вопросительного взгляда Стрейнджа. Книги, брошюры, открытки, старые газеты, плакаты и фарфоровые безделушки, скопившиеся в подземном бункере старого здания военного министерства и создававшие пресловутую атмосферу художественного беспорядка, были теперь упакованы в картонные коробки, стоявшие за дверью.

Когда Стрейнджа, почти десять лет назад, перевели руководителем управления в этот мрачный штаб-подвал, подчиненные жаловались на духоту и малопригодные для работы условия. Но едва Стрейндж прогремел своими реформами на все министерство, его метод окрестили черчиллевским и считали за честь трудиться в пределах слышимости его заваленного делами подземного помещения. Именно в пределах слышимости. Стрейндж терпеть не мог внутренних телефонов, предпочитал надрывать горло — благо позволяла акустика подвала, — требуя секретарей, подчиненных, докладные записки и кофе.

Но теперь, выслушивая оправдания Приса, он был спокоен, несмотря на душивший его гнев. Наклонившись вперед, он барабанил пальцами по пустому столу, чуть сдвинутые брови подчеркивали тяжелые очертания лица.

— Фрэнк, — даже деланная рассудительность Приса разбивалась об отказ Стрейнджа признать его полномочия, — поймите, это было сделано… или не сделано без всякого умысла. Я… мы… не хотели тревожить вас. Мне остается только извиниться. Если бы я знал…

— Помимо соображений секретности, — резко перебил его Стрейндж, — я полагал, что элементарная вежливость требует, чтобы я сам решал, как --">