Алексей Борисов - День конституции

уже крепили последний конец, и ярко-алое полотнище с надписью было видно вплоть до последней буквы:

«Да здравствует 90-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции!»

Глава первая

2 октября 2007 года, вторник

До конца трудового дня оставалось полтора часа. Алексей Гончаров пил кофе из кружки с надписью I love New York и вычитывал текст о пленуме Костромского обкома КПСС. Кружку притащил из загранкомандировки Денис Беляев, спецкор международного отдела «Известий». Это был его подарок Алексею на позапрошлый день рождения. Кое-какие идеологически выдержанные товарищи косились на такой сувенир, но вслух ничего не выражали.

Алексей числился на особом счету в отделе партийной жизни газеты «Правда». Ни для кого в редакции не являлось секретом, что ему покровительствуют в секретариате ЦК. О его близости к верхам говорил и тот факт, что довольно молодой (тридцати восьми лет от роду) журналист успел поработать в группе спичрайтеров, которые обслуживали главного идеолога Политбюро товарища Мироненко.

Порция кофе была уже пятой или шестой по счету, начиная с утра. От почетной и ответственной миссии Алексея неудержимо клонило в сон. Материал о пленуме, который принял решение о замене первого секретаря обкома за упущения в работе, он пропустил через такое мысленное сито, что никакая политически вредная инфузория не проползла бы. Любил ли он то, чем занимался? Для истинного коммуниста сама постановка вопроса была неуместной. А перспективный сотрудник, естественно, имел партбилет и аккуратно платил членские взносы. Другое дело, что на свою нынешнюю жизнь и производственную деятельность Гончаров всё чаще смотрел как на тягостную повинность…

– Тук-тук, – тихонько сказал Антон Лапочкин из соседнего кабинета, войдя сразу после стука в дверь.

– Стучим? – без энтузиазма в голосе отозвался Алексей.

От вкуса и запаха растворимого бразильского кофе его уже подташнивало. Более качественный молотый был выпит еще в пятницу.

– Лучше стучать, чем перестукиваться, – улыбнулся неунывающий Антон.

В отделе он слыл любителем расхожих банальностей и пересказчиком бородатых анекдотов.

– Воистину, – лаконично отреагировал Алексей.

– Про Кострому пишешь? – спросил Антон, хотя не далее, как сегодня на летучке Гончаров во всеуслышание озвучил тему и обязался сдать статью в номер.

– Как догадался?

– От меня ничто не скроется, – похвастался коллега.

– С таким видением текущего момента быть тебе скоро главным редактором нашей «Правды», – подначил его Алексей.

В действительности визит Лапочкина внес хоть какое-то разнообразие в течение творческого процесса.

– До главного мне в сороковник еще расти и расти, – с сожалением констатировал Антон. – Да и шеф у нас в самом соку. В пятьдесят один год – уже академик. Я слышал, ему скоро орден Ленина дадут.

– Здорово будет, – рассеянно сказал Алексей, поглаживая компьютерную мышь.

– Про орден ты небось раньше меня узнал, с твоими-то связями, – заметил Лапочкин.

– Как тебе объяснить…

Алексей замолчал, глядя на тот абзац, где были перечислены промахи, допущенные секретарем провинциального обкома. В вину развенчанному руководителю вменялись упадок дисциплины, потеря связи с первичными организациями и попустительство к отдельным фактам коррупции среди партийных и советских работников. Слово «коррупция» сейчас охотно использовали разные средства массовой информации, включая печатный орган ЦК. В то же время со Старой площади недавно стали поступать сигналы о том, что этот подход разделяют не все члены Политбюро. С упоминаниями о коррупции надо было не перебрать.

– Загадочный ты сегодня, – прервал его размышления Лапочкин.

– Видишь сам, тема какая скользкая, – Гончаров поводил мышью по синтетическому коврику с логотипом газеты.

– Ну, ты-то справишься, – уверенно заявил Лапочкин, располагаясь в гостевом кресле.

Про кресло, жесткое как доска, бытовала легенда, что сиживала в нем не кто иная, как Мария Ильинична Ульянова, младшая сестра вождя мирового пролетариата и член редколлегии «Правды» в 1917-1929 годах. О том, кому оно служило в последующие годы, история умалчивала. Алексей относился к легенде скептически, а кресло подогнал ему за бутылку «Пшеничной»² завхоз Волобуев.

«Теперь не скоро уберется», – подумал Алексей с тоской. На летучке Лапочкина похвалили за публикацию о коммунистах --">