Галия Сергеевна Мавлютова - До полуночи одна минута

угонам. Карточку туда, карточку сюда…

Кузина едва успела разобрать стопку новых требований информационного центра, как в дверь постучали.

– Занята? – спросил Константин Петрович Батанов, сурово сдвигая брови.

Алина знала, что Батанов добр, как богомолец на послушании, но тщательно скрывает, считая доброту ужасной слабостью, не достойной настоящего мужчины.

«Не поздоровался, – подумала Алина, – хам он и есть хам, каким бы добреньким ни прикидывался. А ещё начальник!»

– Да, Константин Петрович. Занята.

Она аккуратно сложила стопочки карточек, края ровненькие, как по ниточке, протянутые. С операми надо построже. Иначе с землёй сровняют. Алина хмурилась и ждала, что ещё выкинет Батанов. Не поздоровался – раз. Сейчас начнёт «глазки» строить – два. С «глазками» ничего не выйдет. Пусть других поищет. Думает, если начальник, так и здороваться с личным составом незачем. Ни к чему лишние хлопоты. Ну, лень Батанову всякий раз здравия желать, кому попало. А попалась сегодня на его пути Алина Юрьевна Кузина. Учётчик и аналитик в одном лице. Неудачница и бездельница. Как считает оперсостав отдела, девушка не на своём месте. Бог с ними. Пусть, что хотят, то и думают. Это издержки коллективного сознания.

– Ты что, не в настроении? Не ушиблась? – спросил Батанов.

– Я не ушиблась. Мне не больно. Моё настроение вас не касается. Вы же по другому поводу пришли, товарищ капитан? Слушаю вас!

Кузина уставилась на Костю сверлящим взглядом. Она не узнавала себя. Такая милая девушка, с лёгкой раскосинкой в глазах, с летящей походкой – и вдруг налетела на хорошего и доброго парня в чёрном камуфляже. Батанов покраснел от негодования.

– Ты чего взъелась? Давай работай! – Он повернулся на пятках, но задержался и проговорил сквозь зубы: – Возьми в канцелярии дело. Тебе расписано.

И ушёл. Алина смотрела на дверь, мысленно пытаясь высказать всё, что она не смогла сказать вслух. Батанов не из тех, кому можно наговорить гадостей. Он начальник. Маленький, но начальник. А маленькие – они хуже больших. Навредят так, что всю жизнь будешь изжогой мучиться. Кузина погрозила двери кулаком, помахала руками, разгоняя злость, и побрела в канцелярию. Там её ожидала ещё худшая напасть. Недаром говорят, хочешь нажить врагов – иди к женщинам.

* * *

В канцелярии Алину не любили, её там вообще с трудом переваривали. Когда она приходила за документами, коллектив канцелярии в полном составе вставал с рабочих мест и уходил в запойное чаепитие. Женщины пили чай с удовольствием, сладострастно причмокивая и шурша фантиками, и искоса, но нагло поглядывали на Алину, давая понять, что она пришла не вовремя. Кузина крутилась, как уж на сковороде, роясь в регистрационном журнале и делая вид, что ничего не происходит. Покопавшись с четверть часа в бумагах, лежащих на барьере, она уходила с пустыми руками.

На сей раз опасения оказались напрасными. Женщины несказанно обрадовались, увидев Алину, и, разом отставив чашки, всем коллективом бросились к барьеру, разделявшему оперативный состав и канцелярский люд на две половины. Хотя, бывало, эти половины сближались, что случалось чрезвычайно редко. Всего два раза в год. Десятого ноября и Восьмого марта. В День полиции и День женской солидарности против всего человечества. Алина никак не могла понять, против чего решили солидаризироваться женщины всей страны, пока не догадалась, что они объединяются ровно на один день против мужского шовинизма, впрочем, не отдавая себе в этом отчёта. Все остальные дни года канцелярия и оперативная составляющая отдела пребывали в состоянии холодной войны с изредка перемежающимися мирными передышками.

– А-а, Кузина! А мы тебя ждём! – радостно вскричала самая старшая из женщин канцелярии.

Крикунью звали Марья Петровна. Пегого цвета, неопределённого возраста; то ли ей за семьдесят, то ли за сорок. Раз на раз не приходится. Сегодня Кузиной повезло. Марья Петровна выглядела сорокалетней, симпатичной и с кудряшками.

– Здравствуйте! – улыбнулась Алина, понимая, что совершает ошибку.

Не нужно было улыбаться. Это ни к чему. Лишнее это. Она здесь чужая. Здесь трудно прижиться. Надо ждать, пока всё здесь станет своим. И эта ужасная Марья Петровна, и не менее ужасный Батанов, и все-все-все. А пока они выглядят на одно лицо. Что поделать – режим секретности.

– Вот, держи! – торжествующим тоном произнесла Марья Петровна. – А тут --">