Мария Брикер - Купель Офелии

пола, сел, закинув ногу на ногу, и аккуратно сложил их в стопку.

– Ведешь себя, словно тебя это не касается, – не унималась Донателла.

– Да.

– Что – да?

– Не касается.

– Неужели ты уговорил Кристину сделать аборт? – Донателла приподняла красивую бровь.

Собеседник поморщился, словно проглотил горькую пилюлю, и сказал нехотя:

– Почти… Обещала подумать. – Вспоминать сегодняшнюю истерику девушки после их разговора на эту тему было утомительно. Криста вела себя как дикарка, чуть глаза ему не выцарапала. Он потер щеку, воспаленную от удара ее ладошки. Маленькая стерва!

Кристина никогда не сдерживала свои инстинкты, брала от жизни то, что хотела. Вот и результат. Сиюминутный порыв вылился в большую проблему, которую надлежало решить как можно быстрее. Мужчина нервно усмехнулся.

– Мы разговариваем, как супруги со стажем, – расхохоталась Дона.

Ей наконец-то надоело вести себя как сварливая жена, и она вернулась в прежний образ обворожительной светской львицы. Такой Доначка ему нравилась больше. Злость украшала ее только в постели, а в повседневности уродовала, лишая прелестное лицо волшебной ауры.

– Ладно, давай следующее письмо, – попросила Донателла. – Умираю от любопытства поскорее узнать, что за секрет они в себе таят. И, главное, каким образом письма могут решить все наши проблемы.

– О, дорогая! Ты даже представить себе не можешь, какой клад мы с тобой отрыли на руинах прошлых столетий, – подмигнул собеседник. – Если сделать все по уму, то мы окажемся в двойном наваре. И будем свободны от обязательств.

На столе завибрировал мобильный. Донателла отложила только что взятое в руки письмо и ответила на звонок.

– Что? – осипшим голосом переспросила она, выронила телефон и обернулась к мужчине. – Страшная авария на шоссе… Это ужасно!

– Говори! – заорал тот. – Что с Кристиной? Она жива?

– Кристина в реанимации, в очень тяжелом состоянии. Прогноз врачей неутешительный, – прошептала Донателла, всхлипнула и закрыла ладонями лицо.

(обратно)

Глава 1 ГОГОЛЬ И УТКИ

Семь месяцев спустя…

Закатное солнце лениво поплутало среди деревьев и, искупавшись в мутной воде Москвы-реки, растворилось в вечерней городской суете Воробьевых гор. Повеяло тиной и сыростью, вода в реке потемнела. Народ, неспешно прогуливающийся вдоль набережной, потянулся косяком к метро, засобирались с насиженных местечек любители выпить пива на природе.

Семен Лукин выпустил струйку дыма, швырнул в воду окурок и хмыкнул, наблюдая, как покачивающиеся на волнах утки метнулись к недокуренной сигарете, громко крякая и оттесняя друг друга от бычка жирными гузками.

– Во дуры! Гы-ы-ы! – захохотал Сеня.

Тут же получил ощутимый подзатыльник от своего спутника – товарища и однокурсника Николая Васильевича. Лукин в отместку пихнул Терехина кулаком в плечо – тот застонал, скорчил физиономию и картинно рухнул на траву, да еще сложил руки на груди. Семен издал невнятный гортанный звук, достал из кармана рубашки синюю пачку «Житан» и закурил новую сигарету.

По манере общения Лукин походил на легендарную Эллочку Людоедочку: напрягаться, формулируя недовольство в развернутом виде, Сене было в лом, он выражал свои мысли, ограничиваясь мимикой и утробными звуками.

– Не вздумай опять в реку кидать, по тыкве получишь, и сам туда же полетишь, – предупредил Николай Васильевич.

– Зеленый пис… – съязвил Лукин, настороженно косясь на товарища одним глазом и вцепившись рукой в серый гранит набережной для подстраховки – купаться Лукину не хотелось. Но Николай Васильевич жевал соломинку и медитировал, глядя в небо, и Семен расслабился.

Вообще-то по паспорту студента сценарного факультета четвертого курса ВГИКа Терехина звали Ванькой, но друзья и одногруппники давно об этом забыли и величали его исключительно Николаем Васильевичем. Прозвище прилипло к Ваньке еще на первом курсе из-за поразительного внешнего сходства с великим писателем Гоголем. Хотя образ был слегка подретуширован временем: к каре и усикам прибавились модная бородка-эспаньолка и элегантные очки. Одевался Николай Васильевич в стиле творческого андеграунда: зимой таскал американскую шинель, длинные шарфы грубой вязки, вельветовые джинсы, растянутые свитера, олимпийки и высокие сапоги; летом – портрет Че Гевары на груди, армейские ремни, круглые часы на цепочке, буквы «СССР» на спине и кеды. В общем, на Ваньку Ванька совсем не --">