Алексей Викторович Макеев - Чисто сибирское убийство

дождя накрывает глухой ельник. Ветер рвет облака, обнажая в разрывах полную луну. Машина благородных кровей несется по асфальтовой дорожке, разбрызгивая лужи. Фары прорезают мглу, цепкие ветви скребут по крыше. Максимов судорожно вертит баранку, до боли в глазах всматриваясь в дорогу. На поворотах машину заносит, визжат протекторы. Рядом подпрыгивает Екатерина, вцепившись двумя руками в рукоятку на приборной панели. На заднем сиденье Вернер обнимает тихо поскуливающую Юлю.

– Могу представить, что они с ней сделают… – стучит зубами Екатерина. – Убьют, не пощадят, а перед смертью будут пытать, вытягивая информацию… Но что она может знать, боже мой… Знал Пузырь, а эта женщина – исполнитель… Ужас тихий, не хотела бы я оказаться на ее месте…

– Она рискнула – и проиграла, не томись, Екатерина, – бурчит, поглаживая девичью коленку, Вернер. – Наша жизнь игра, и это Надежда Борисовна прекрасно усвоила. Пожелаем ей не столь мучительной смерти…

Максимов молчит, кусает губы. Напряженно смотрит в ветровое стекло.

– Господи, – бормочет Екатерина, – не верю я в такое счастье, Костик… Скажи, а не хочет ли Коржак нам аварию устроить? Мы тут радуемся, а потом – бац! – взрываемся… Или тормоза на крутом повороте откажут…

Максимов молча ведет машину. Тормоза работают, причем прекрасно, а про бомбу под днищем он не знает ничего и не хочет знать!

– Типун тебе на задницу, Катька! – взрывается Вернер. – А нельзя ли нас убить гораздо проще? Эта тачка, между прочим, стоит десятки тысяч баксов, которые добываются не просто так, лежа на диване, а непосильным бандитским трудом!

Максимов изнывает от чесотки – не больно-то уютно сидеть на пороховой бочке. Но идти пешком – занятие обхохочешься. Достанут и так… Машина с ревом вырывается из леса. По траверсу – шоссе, мерцающее редкими фонарями. Заправка «Лукойла» в полуверсте. Жидкая грязь при въезде на главную дорогу, колеса буксуют, рычит двигатель.

– Давай же, Костик, давай… – молит Екатерина. – Еще немного, еще, напрягись… ах ты сладкий… – «Додж» взгромождается на шоссе и поворачивает в сторону города.

Дорога ровная, ни одной машины. Максимов врубает последнюю передачу, утапливает газ. Черный джип на полных парах несется по ночной трассе…

Молчание в салоне. За спиной подозрительно кряхтят. Екатерина начинает чихать и сопливить – простудилась, бедняжка. Громады окраинных микрорайонов растут как грибы, машина входит в городскую черту, и Максимов сбрасывает газ – перекресток с мигающим светофором. Явление из прошлой жизни. Гадское ощущение, что все свои лучшие годы он провел в пансионате «Боровое», а в город прибыл лишь на временную побывку…

– Тебя домой? – косится Максимов на сотрудницу.

– Боже упаси, – шмыгает носом Екатерина. – Меня сегодня домой и Годзиллой не загонишь. Отсидеться надо. Давай на Мичурина, Костик…

– К другу? – ерничает Максимов.

– К любовнику, – огрызается Екатерина. – Не спрашивай, командир, верти свою баранку.

– Я тоже боюсь домой, – вмешивается Юля. Нотки мольбы в голосе. – У меня там брат и мама парализованная… А вдруг придут, и с ними что-то случится?

– Пойдем со мной, крошка, – предлагает Вернер. – Я знаю дом, где нет ни мамы, ни брата. Отсидимся денек-другой, отдышимся.

– Ой, спасибо, – в порыве признательности восклицает Юля.

Екатерина, давясь соплями и кашлем, внезапно начинает хохотать:

– Вернер, ты неисправим…

– Нормальное дело, – усмехается Максимов. Он чувствует, как пропадает теснота в груди, дышать становится легче. – Ведь наша смерть не состоялась, правильно? И неизвестно, когда состоится. Очень уместно расслабиться. Завидую я вам, ребята.

– А ты давай с ними… – всхлипывает от смеха Екатерина.

– Не судите строго, коллеги, – сдержанно отзывается Вернер, – но это лучше, чем водка.

– Он уже три дня не ел омаров… – давится хохотом Екатерина.

– Вы о чем говорите? – не может сообразить Юлечка.

– Ни о чем, крошка, – обнимает ее Вернер. – Ты расслабься, успокойся…

Город уже везде, и громоздкий автомобиль с разбегу погружается в его бетонные объятья…

…Максимов ввалился в дом в пятом часу утра с жуткой головной болью… Скрип пружин в гостиной, и лохматое горячее чудо погрузилось в его объятия.

– Папка, где ты был? Ты три ночи не видел ребенка…Я испсиховалась, чуть не повесилась… Тетя Маша из Москвы звонила, еще какие-то дядьки звонили, ругались, костерили тебя последними --">