Юрий Енцов - Охота на единорога

мучительно напоминал нечто уже ранее слышимое.

Женщины примолкли, пока Сергей говорил. Они делали вид, что сосредоточено пьют чай.

– Если бы меня спросили, – сказал Серж, – что для тебя самое главное в жизни, я не секунды не колеблясь, ответил: душевный мир, справедливость, красота, гармония. Но – это не более чем благие пожелания. За мир всегда боролись, и это нормально, а справедливость всегда отставали. Справедливы только к теми, кто достоин справедливости. А об тех, кто не достоин – вытирают ноги.

Я и есть тот самый коврик для вытирания ног. Причем коврик положенный некрасиво, не гармонирующий с ногами. Раньше я не замечал всего этого, будучи в душе аристократ. Не замечал, или как-то оправдывал. Я был «выше всего этого». Просто я не догадывался вначале, что если Пушкин сказал однажды «наши поэты сами господа», это не значит…

– Что господа обязательно поэты? – спросила Мариам. – Да-да, вы правы. И вообще, либо Пушкин уже не актуален, либо он многое упустил, или не успел рассказать, он ведь умер молодым, не дотянув, до сорока.

– Пережив его на два с половиной столетия или восемь лет, – сказал Сергей, – я думаю: может лучше быть не аристократом в душе, а бандитом? Хотя бы в душе?

Слабые намеки на взаимопонимание намечались у меня с такими же, как я молодыми людьми, живущими в розовом тумане, стремящимися к традиционной культуре, мягкими, тактичными – не из-за воспитания, а просто оттого, что так для нас проще и естественнее. Однако общение получалось всегда чуть-чуть свысока, как-то, в лучшем случае, манерно. Хотя я очень рано прочел, что «человек человеку волк», но продолжал искать дружбы в смысле честных и равноправных взаимоотношений. Мне казалось, что именно мне повезет. Почему мне должно было повезти?

Простите мне мою болтливость. Болтуны бывают двух видов: те, кого слушают и те, кого не слушают. Последние либо становятся молчунами, либо – профессиональными болтунами, находя подходящее поле для реализации своих мыслей и идей в сфере философии, религии, политики.

– Очень хорошо, говорите, говорите, – поощрила его Мариам, а мать сказала:

– Между прочим, Серж, широкой публике Маша известна как психолог, – сказала Татьяна. – Можно воспользоваться случаем и проконсультироваться у нее.

– Тебе? – Сергей решил сделать вид, что не понял.

– Я этим сегодня только и занимаюсь, – сказала Татьяна. – Тебе!

– Лучше поздно, чем никогда, – ответил Сергей. Они с Мариам улыбнулись друг другу, и Сергей вдруг понял, что насчет «поздно» он поскромничал. Мама с младенчества таскала его с собой, тут в Париже официально, в Москве – подпольно по разным тусовкам. Она была увлеченной посетительницей всяких групп: индийские танцы, эзотерика, медитация, тантрический секс, музыка Битлз, буддизм и права человека – там было все вместе.

– К какому направлению психоанализа вы себя относите? – спросил Сергей.

– У меня есть некий опыт трансперсональной психологии, – ответила Мариам. – По крайней мере, я давно поняла, что моя правда не в советском учебнике психологии.

– За сто с небольшим лет существования научного душеведчества направлений в психологии стало больше чем религий. А как вы вообще попали в психологию? – спросил он из вежливости.

– Я начала свое образование на философском факультете. Там естественно, сдают психологию, но это была тогда кондовая, советская, карательная психология, которая конечно была мне глубоко несимпатична. Но уже в те времена у меня была возможность – получать книги, тогда еще не издававшиеся в России. Потом уже пошел самиздат, и Юнга с Фрейдом мы читали уже в конце семидесятых. Еще в то время в возрасте 27—28 лет у меня были психологические проблемы, связанные с взаимоотношениями с мамой и братом, и я попала к первому в своей жизни психоаналитику.

– Выходит, психоаналитики в чем-то сродни анонимным алкоголикам? – предположил Серж, – те, кто малость подлечился, помогают тем, кто еще слаб.

– С большим удовольствием, – сказал он, хотя слушать Мариам, а тем более рассказывать о себе было скучно, но просто уйти было тоже крайне невежливо, так что оставалось одно: перебить ее словесный поток своим, что ему как преподавателю не составляло труда:

– Ну, я родился в семье художника с искусствоведом, – сказал он. – Так мама? Ведь жена --">