Наталья Вячеславовна Андреева - Моя чужая женщина

кладбище она присутствовать не в силах. С утра лежит, стонет. Ночью опять «Скорую» вызывали. Как бы не пришлось попасть еще на одни похороны! С корабля на…

Совсем очумел! Хорошо, что никто не может подслушать мысли вдовца! Похороны – это не праздник. Не бал. Похороны – это… Это что? Мысли ворочаются в голове, словно булыжники, в щебенку слов не дробятся, потому и застревают на выходе. Ну же! Соберись! И придай лицу соответствующее выражение. Скорбное.

Теща осталась на даче со старшей дочерью, которая на пару с соседкой теперь накрывает стол для поминок. Дача большая, двухэтажная, там просторно. В городской однокомнатной квартире места маловато, да и лето на дворе. Чего тесниться-то?

Застрелилась она тоже на даче. Вот и…

Он покосился на бывших коллег по Нининой работе. Явились! Хотите сказать, что любили ее? А по нему, так завидовали! Что бросила работу, потому как муж обеспечивал, что нужды ни в чем не испытывала, жила, как у Христа за пазухой. Теперь приехали посмотреть, как он будет провожать в последний путь свою Пробку. Благодаря мужу прозвище это так и прилепилось к Нине. За глаза ее иначе и не называли: Пробка и Пробка. Подружки жены ехали в автобусе, сопровождали гроб с телом. И на поминки собираются. Как же! Была бы его воля, ни одну бы на порог не пустил! Потому что знает: Нинка бегала жаловаться. Вон они как смотрят! Глазами сверлят! Может, и запинается он из-за них?

– …будем помнить, каким ты была хорошим человеком, как помогала своим близким, как принимала живое участие…

При этих словах он поймал насмешливый взгляд женщины, которую увидеть здесь уж точно не ожидал. Эта-то зачем приехала? Она здесь, что павлин в стае ворон. Чужая. Все женщины одеты скромно, на головах черные платочки, в руках платочки белые. Эта же стоит поодаль в модном черном костюме из дорогого бутика, на голове шикарная шляпа с вуалью! Да еще огромный зонт – тоже траурный. Черный.

Библиотекарши на даму косятся: кто такая? Греков же в бешенстве. Этой женщины здесь быть не должно! И она это прекрасно понимает! Значит, издевается! Как только он увидел у ворот кладбища ее красный «Ягуар», сразу понял: издевается! И этой машины здесь быть не может! Как не могло быть знакомых, ездящих на «Ягуаре», у серенькой мышки Нины Грековой, простой домохозяйки. Значит, на «Ягуаре» приехала знакомая Юрия Грекова. Тут и думать нечего.

Что она с ним делает? Что?!!

Юрий посмотрел на женщину с ненавистью. Все в ней было вызывающим: внешность, одежда, машина.

Да будь ты проклята!

– …и все, что бы ты ни делала… что бы ты ни делала… что ты делала…

Он запутался и смешался окончательно. Хватит ломать комедию. Сделал вид, что закашлялся, и махнул рукой:

– Опускайте!

Двое могильщиков, молодые парни с испитыми лицами, которым Греков хорошо заплатил, да парочка «кладбищенских» мужиков, бывших здесь на подхвате, поспешно взялись за концы мокрых полотенец.

По-прежнему лил дождь. И когда путаная речь Грекова наконец закончилась и гроб рывками стал опускаться вниз, все вздохнули с облегчением. Хорошо, что оркестр не позвали. Но тут уж Юрий стоял насмерть (простите за каламбур): покойница этого не любила. Так и говорила: никаких церемоний. Она давно уже собиралась на тот свет. По крайней мере, так говорила. Впрочем, все так говорят: «скорей бы я сдох», «вот умру – узнаете», да «поплачете без меня». Только обещают. Эта свое обещание сдержала.

Когда гроб со стуком опустился в яму, где стояла вода, Греков закрыл ладонями лицо, затряс головой и сделал вид, что плачет: по щекам текли дождевые капли. Лучший друг, Володя Петров, тронул за плечо:

– Не надо, Юра.

Не надо так не надо. Зарывайте. В яму полетели комья рыжей глины. Юрий успокоился, только когда все было закончено и народ цепочкой потянулся к воротам кладбища. Последним плыл огромный траурный зонт. Едва очутившись за воротами, бывшие коллеги покойной дружно повалили в автобус. Правильно: надо согреться.

Как организатор и руководитель церемонии похорон, Греков проследил, чтобы все расселись, и пошел к своей машине. Новенькая серебристая «десятка» была порядком вымазана в грязи. Вот тут он расстроился искренне. Ему стало жалко машину до слез.

– Ты как? – заботливо спросил Володя.

– Не очень.

– Давай, я поведу?

– Что ж…

Юрий достал из кармана и протянул Петрову ключи от машины. Тот сел за руль, Греков же невольно --">