Мария Анатольевна Очаковская - Проклятие Византии и монета императора Константина

просто подошли к его столику в кафе и попросили подписать книгу. Бывает же! По фотографии узнали. Хотя, казалось бы, книга вышла уже два года назад, тираж небольшой, издание для специалистов, довольно скромное, но на задней обложке поместили его фото.

– Вот она и пришла, слава! – пошутил про себя мужчина. – Лучше поздно, чем никогда. И как хорошо потом посидели в кафе, пообщались. Тут и вопросы пошли. Приятно! Черт возьми! – Он уже раскрыл журнал и намеревался приступить к чтению, но вдруг обнаружил, что лавочка, на которой он сидит, липкая – на руке остался след белой краски.

– Вот растяпа! Теперь пальто пропало! – Господин резко вскочил на ноги, завертелся, оглядываясь за спину. – Ну, разве так делается! Хоть бы объявление повесили.

Внезапно его сильно качнуло, и он едва удержался на ногах.

– Видно, началось головокружение от успехов… – усмехнулся он, вспомнив про кафе.

Но тут его снова занесло в сторону. Он неловко взмахнул руками, журнал выпал, белая крашеная лавка накренилась, как бывает на корабле в шторм. В голове все закружилось. Он хотел поднять свой журнал, но не смог.

– Что это со мной? – в растерянности пробормотал мужчина, пошатываясь и пытаясь найти опору.

– День на дворе, а этот уже набрался! – брезгливо обойдя его, рявкнула какая-то толстая женщина.

Другие проходили молча, бросая недовольные любопытные взгляды на пьяницу в испачканном пальто, которого бросало из стороны в сторону.

– Мне нехорошо. Помогите. Врача. Вызовите «Скорую», – чуть слышно бормотал мужчина, неловко протягивая вперед руки, вглядываясь в лица прохожих, которые расплывались у него перед глазами, превращаясь в бесформенные белые пятна.

Все вокруг стало бледнеть, меркнуть… и набережная, и каменный парапет, и кипарисы… Тело пронзила резкая боль. Все внутри обожгло огнем. Оступившись на ровном месте и не найдя опоры, мужчина упал, уткнувшись лицом в зимнюю, без единого цветка, клумбу.

– Врача! Помогите! – с трудом приподнявшись, прошелестел он одними губами.

Глядя на черную, смоченную недавним дождем землю, он внезапно понял, что сейчас умрет. В голове его замелькали образы. «Значит, правду говорят…»

А следом выплыла картинка, ясная, четкая, пронзительная, как они в деревне с пацанами червей копают – будто не было в его жизни больше ничего более стоящего, значимого… Вот он стоит и босой ногой на лопату давит. Лопата – вжик, и легко в почву входит, а земля рыхлая, жирная, мягкая…

– Вот оно что… Как же я раньше не догадался! Оказывается, в ней все дело, вся суть… – выдохнул он в склонившееся над ним лицо-блин. – Теперь я понял, понял, я знаю…

– Потерпи, браток, сейчас «Скорая» приедет, – сказал старик с боцманской бородкой.

– Я знаю, в земле… истина…

1. Телефонный звонок

[…] Есть град между небом и землей. К нему едет посол без пути, сам немой, везет грамоту неписанную… —

Фрагмент берестяной грамоты № 10, Неревский раскоп, XIV в.^[1]

Лобов зашнуровал ботинки, взял дорожную сумку, ключи и направился к выходу, но стоило ему открыть дверь, как за спиной пронзительно зазвонил телефон.

«Мама!» – обреченно подумал он. Собственно, кроме нее по этому допотопному, висящему на стене в прихожей телефону больше звонить некому. Все мамины подруги знали, что до середины мая хозяйка – в санатории, сам же Дмитрий Сергеевич давно перешел на мобильную связь.

Постояв секунду-другую в нерешительности, он вернулся и снял трубку, в глубине души понимая, что делает это зря.

– Лобов Дмитрий Сергеевич? – резанул из динамика незнакомый голос с отчетливым фрикативным «г» и в ответ на утвердительное «угу» продолжил: – Вас беспокоит Сочинское ГУВД, старший оперуполномоченный капитан Неверов. Трудненько вам дозвониться, я уже не первый раз вас застать пытаюсь. А сегодня, значит, повезло!

«Смотря кому!» – вздохнул про себя Лобов, подавляя желание немедленно положить трубку и отправиться по своим делам.

Начало разговора он слушал невнимательно, но через мгновение телефонная трубка чуть не выпала у него из рук:

– …тело женщины было обнаружено на автобусной остановке Загородного шоссе, на вид умершей лет пятьдесят, рост сто семьдесят сантиметров, крашеная блондинка, довольно-таки пышной комплектации. Я так подробно вам излагаю, чтобы вы могли представить себе ее внешность, потому что никаких документов при ней мы не нашли…

Дмитрий слушал, не --">