Анри Шарьер - Ва-банк

зашагали рядом. Кажется, они понимали всю серьезность момента и относились к нему со всем уважением.

У первого же домика полная негритянка продавала кофе и arepas.^[4] И лепешки, и кофе помещались на небольшом деревянном столе.

– Добрый день, мадам.

– Buenos dias, hombres!^[5]

– Два кофе, пожалуйста.

– Si, señores.

И добродушная толстуха налила нам две чашки восхитительного кофе. За неимением стульев мы выпили его стоя.

– Сколько с меня?

– Нисколько.

– Это почему же?

– Для меня большое удовольствие угостить вас первой чашечкой кофе на свободе.

– Спасибо. Когда отправляется автобус?

– Сегодня праздник, и автобусы не ходят. Но в одиннадцать поедет грузовик.

– Вот как? Спасибо.

Из дома вышла молодая девушка – черноглазая смуглянка.

– Заходите, отдохните немного, – предложила она, мило улыбаясь.

Мы вошли и сели. В доме уже собралось человек десять. Они сидели и пили ром.

– Что с твоим приятелем? У него все время вываливается язык.

– Болен.

– И что, никак нельзя помочь?

– Нет, он парализован. Ему надо в больницу.

– Кто же его будет кормить?

– Я.

– Это твой брат?

– Нет, друг.

– У тебя есть деньги, Francés?

– Да, немного. А откуда ты знаешь, что я француз?

– Здесь новости разлетаются быстро. Мы еще со вчерашнего дня знаем, что ты должен освободиться. Знаем и то, что ты бежал с острова Дьявола и что французская полиция хочет схватить тебя и вернуть на место. Но она здесь не распоряжается, да сюда ей и не добраться. Мы сами о тебе позаботимся.

– Почему?

– Да потому что…

– Что ты имеешь в виду?

– Выпей-ка рому да угости друга.

В разговор вступила женщина лет тридцати, почти черная. Поинтересовалась, женат ли я. Я ответил, что нет.

– Живы ли родители?

– Только отец.

– Он будет рад, когда узнает, что ты в Венесуэле.

– Да, конечно.

Следующим слово взял белый, долговязый и тощий. У него были большие, навыкате глаза, но взгляд светился добротой.

– Мой родственник не сумел объяснить, почему мы о тебе позаботимся. Теперь я попробую. Если человек не обозлился – а тут уж ничего не поделаешь, – то он может раскаяться и, если ему помогут, стать добрым человеком. Вот почему в Венесуэле о тебе позаботятся: мы любим людей и с Божьей помощью верим в них.

– А как ты думаешь, за что меня держали на острове Дьявола?

– Наверняка за что-нибудь серьезное! За убийство или, может, за крупное ограбление. Сколько дали?

– Пожизненную каторгу.

– Здесь самое большее дают тридцать лет. Ты сколько отбарабанил?

– Тринадцать. Но теперь я на свободе.

– Забудь обо всем, hombre. И чем скорее, тем лучше. Свои страдания во французских тюрьмах, здесь, в Эль-Дорадо, – все забудь. Иначе злые мысли могут вызвать в тебе неприязнь и даже ненависть к людям. Только если забудешь прошлое, ты снова сможешь полюбить людей и жить среди них. Поскорее женись. У наших женщин горячая кровь; та, которую ты выберешь, поможет тебе обрести счастье в семье и детях, и ты забудешь все свои прошлые страдания.

Пришел грузовик. Поблагодарив этих добрых, отзывчивых людей, я вышел из дома, поддерживая Пиколино под руку. Десяток пассажиров уже разместились в кузове. При нашем появлении они уступили нам самые лучшие места, поближе к кабине.

Машина словно угорелая неслась по скверной дороге, подскакивая на выбоинах и ухабах, а я тем временем предавался размышлениям об этих странных венесуэльцах. Ведь никто из них – ни рыбаки с залива Пария, ни простые солдаты из Эль-Дорадо, ни эти скромные люди, с которыми мне только что пришлось разговаривать в домике под соломенной крышей, – не имел образования. Они едва умели читать и писать. Почему в таком случае у них так развито чувство христианского милосердия, так ярко выражено благородство души, готовой простить однажды оступившегося? Откуда берут они нужные и ненавязчивые слова, чтобы ободрить бывшего узника? Откуда такая готовность прийти на помощь советом и всем тем малым, чем они располагают? И почему тюремные власти Эль-Дорадо, старшие и младшие офицеры, высокое начальство, люди, несомненно, образованные, разделяют те же идеи, что и простой народ? Они тоже за то, чтобы дать шанс заблудшему человеку, невзирая на его личность и характер преступления. Эти качества не могли быть заимствованы у европейцев. Значит, они пришли к ним от индейцев. Во всяком случае, перед венесуэльцами ты можешь снять шляпу, Папийон.

Наконец мы прибыли в Кальяо. На большой площади звучала --">