Мария Спасская - Флейта гамельнского крысолова

оказаться в нужное время в нужном месте, Надюша все время крутилась в их квартире, предусмотрительно имея при себе настойку боярышника. В период ремиссии старика Вольского привлекала именно эта настойка, которую чудак употреблял внутрь, считая панацеей от всех болезней. Крохотную пенсию по инвалидности Аркадий Борисович тратил в первые три дня и потом упрашивал соседей приобрести ему в аптеке заветный препарат. За это дарил какую-нибудь безделушку из своей захламленной антикварной мебелью и раритетными книгами комнаты.

В расчете на подарок девочки часто заглядывали к старику с настойкой в кармане. И каждой из них Аркадий Борисович рассказывал про волшебную флейту – доминатон, – с помощью которой можно покорить весь мир. Еще старик говорил о вере пифагорийцев в переселение душ, а также о том, что когда-нибудь он, Аркадий Вольский, родится в пушистом кошачьем теле. В конце путаного монолога старик поворачивался к сидевшей рядом с ним девчонке, кто бы то ни была – Жанна, Лада, Надежда, – и проникновенно говорил, глядя на собеседницу диковинными разноцветными глазами – одним янтарным, вторым серым, таким прозрачным, как будто его и вовсе не было:

– Только тебе я готов открыть секрет тайника, в котором хранится волшебная флейта. Только ты, моя хорошая, сможешь распорядиться доминатоном с умом. Никто не знает, где тайник. Один я знаю.

И Аркадий Борисович тихонько смеялся, хитро грозя кому-то пальцем. Дети рассуждения безумца почти не слушали, рассматривая выменянную на настойку боярышника безделушку с каминной полки и мечтая поскорее унести добычу к себе и спрятать в надежное место, чтобы не увидели родители и не замучили расспросами, откуда это сокровище взялось. Да и Глафира Семеновна не одобряла, когда вещи, пусть даже маленькие фигурки, раздаривались кому ни попадя, ибо считала себя полноправной хозяйкой всего, что находится в комнате Вольского.

Во время отлучек Аркадия по больницам Глафира частенько наведывалась в желанную комнату и расхаживала среди давно знакомых вещей, к которым привыкла еще со времен своей службы кухаркой. Она приехала в Москву голоногой девчонкой, такой вот, как сейчас Жанка, и сердобольный односельчанин помог пристроиться на службу к благородным господам.

Несмотря на то что прошло почти семьдесят лет, Глафира отлично помнила бархатный диван с упругими валиками, высокие книжные шкафы, где кроме книг стояло еще и множество статуэток со всех частей света. Помнила украшенный изразцовой лепниной камин, и добротный круглый стол под ажурной скатертью, и оранжевый абажур с кистями, по вечерам уютно отбрасывающий на стол колеблющийся круг света.

– Ба, что у нас на обед? Я есть хочу, – выводя старуху из задумчивости, затянула Жанна.

– У Ладки поешь, – буркнула Глафира. – Я еще не готовила. Кенигсоны вчера суп из осетрины варили. Мы-то небось такой суп себе не варим.

– Ларкин отец говорит, у тебя пенсия хорошая и что ты просто прибедняешься.

– Типун на его поганый язык! – запричитала старуха. – Хорошо ему рассуждать, в директорском кабинете прохлаждаясь! А я всю жизнь на фабрике-кухне, в пару горбатилась! Варикозку вон заработала и опущение матки нажила! Чужие деньги все считать умеют. А как тарелку супа налить – нету их! Ладно, хлеба куплю и съезжу на Бауманский рынок, костей на рагу возьму.

Охая, Глафира Семеновна пошла собираться. Долго копалась в шифоньере, перебирая купленные у спекулянтов тряпки, принесенные из парикмахерской невесткой, и наконец, тихонько причитая, вышла из комнаты, в широкой вареной юбке, кофте с люрексом и подвязанной на голове газовой косынке. В руке она держала полиэтиленовый пакет с портретом группы «Depeche mode».

– Жанка, змея, ты где? – на весь коридор заголосила старуха. – А ну иди сюда, паразитка такая!

Жанна вышла на зов и застыла в дверях Ладиной комнаты.

– Ну, чего тебе, ба? – недовольно насупилась она.

– Иди, раз зовут, – прикрикнула бабка.

– Что еще?

– Деда привезут, запри его, слышишь? Если опять уйдет – жопу надеру!

Жанна стояла, разглядывая седой дубовый паркет, выцветший от частого мытья и отсутствия мастики.

– Чего молчишь? Поняла или нет?

– Поняла! – огрызнулась девочка.

– То-то же! Норовистая какая. Смотри у меня.

Глафира сурово поджала тонкие синие губы и побрела на выход. Открыла входную дверь и отшатнулась – перед дверью переминалась с ноги на ногу Надюшка, не решаясь позвонить в квартиру. --">