Николай Иванович Леонов - Трактир на Пятницкой

подошел ближе. Мужчина, самодовольно улыбаясь, оглядел разложенный на прилавке товар и сказал:

— Эту... как ее... — он пальцем очертил над головой круг.

— Шляпу, — подсказал продавец и повторил: — Шляпу, — внимательно глядя на покупателя, — гражданин желает шляпу... Так, так, — продавец пожевал губами, взял одну шляпу, другую, положил на место. Потом решительно вынул из-под прилавка соломенное канотье. — Пожалуйста, — он отвернулся и стал перекладывать на полке товары.

Станичник надел канотье, посмотрел на себя в зеркало и недовольно хмыкнул.

— Гражданин, — обратился к нему продавец, — где тот босяк, что торговал у меня шляпу? Простите! — он прижал к груди руки. — Это вы?! Боже мой! В этой шляпе вы вылитый Чемберлен!

— Осади. Не на такого напал, — станичник снял канотье и бросил на прилавок.

Когда он отошел, продавец перегнулся через прилавок и тихо сказал Пашке:

— Не забудьте зайти за шляпой, молодой человек. Она вас ждет.

Пашка рассмеялся и опять вытер лоб. Он, не отрываясь, смотрел, куда же станичник положит бумажник.

Чудеса продолжались. Клиент сунул бумажник в задний — чужой, как его называют деловые люди, карман и пошел, широко расставляя ноги и задевая прохожих плечами.

Пашка двинулся следом, свистнул и, когда папиросник подлетел, бросил сквозь зубы:

— За мной. Возьми еще одного.

Клиент перешел мост, и Пашка испугался, что тот осядет в «Балчуге», а туда Пашке заходить было нельзя. Но клиент прошел мимо ресторана и направился в торговые ряды.

На углу перед торговыми рядами стоял карманник Колька Свищ. Он увидел толстяка и сделал стойку. Проходя мимо, Пашка ткнул его локтем в живот и услышал за спиной завистливый шепот:

— Фартовый ты, Америка.

Пашка не стал спорить. Наступал решающий момент. Надо подойти вплотную. И все. Только подойти.

Пацаны крутились рядом и ждали сигнала. Толстяк остановился у рыбной лавки и, разинув рот, уставился на огромного осетра, подвешенного за жабры.

— Я пошел, мальчики, — прошептал Пашка и бегом пустился к толстяку. На секунду он к нему прислонился, и бумажник перекочевал в Пашкины брюки, скользнул по колену и тяжело плюхнулся в потайной карман у щиколотки.

— Сколько же эта рыбина стоит? — толстяк отставил ногу и подбоченился.

Рыбник перестал точить нож, посмотрел на толстяка, потом на Пашку и криво улыбнулся.

— Непродажный осетр, — потом, видимо, не удержался и добавил: — Да и денег-то у вас, гражданин хороший, нет.

Толстяк полез в карман, нахмурился и закричал. Пашка стоял в двух шагах и удивленно смотрел на багровое лицо со вздувшимися веревками вен. Он знал, что его крестник будет кричать. Но такого крика Пашка еще никогда не слыхал. На этот рокочущий, срывающийся на визг вопль как по команде откликнулись:

— Атас! Срывайся!

И в стороне замелькали вихры мальчишек. Пашка посмотрел в спину рванувшемуся, как борзая, крестьянину и спросил рыбника:

— Так сколько же стоит этот осетр?

— Ладно, топай себе, Америка. Нечего зубоскалить, и так торговля ни хрена не идет.

— Каждому по труду, — Пашка развел руками и пошел. Бумажник тяжело мотался в брючине и бил по ноге. У «Балчуга» Пашка вновь увидел своего крестника. Тот, отдуваясь и вытирая струившийся по жирной шее пот, что-то объяснял равнодушным прохожим. Пашка точно знал, что именно объясняет прохожим толстяк, и на всякий случай перешел на другую сторону. Он завернул в ближайший двор и, присев на ящик из-под пивных бутылок, вытянул свою добычу. Денег было много. Пашка даже не стал считать их, а просто сунул в карман тугую пачку хрустящих червонцев. Кожаный бумажник с монограммой он бросил за ящик. Жалко, но ничего не поделаешь. Так и сгореть недолго.

Пашка гоголем прошелся по Пятницкой. Дал червонец пацанам, которые уже торговали на своем углу. Купил у них пачку папирос и пообещал, что скоро придет опять. Остановился у лавки, где полчаса назад толстяк торговал канотье, заплатил за него вдвойне и, нахлобучив на голову, отправился к Когану.

— Эх, разменяйте мне сорок миллионов! — крикнул он, появляясь в дверях. — Получи-ка должок, — и бросил червонец на прилавок. — Да налей стопарик.

— Так не положено, Паша, — зашептал старик, быстро пряча деньги. — Я же на водку разрешения не имею.

— А ты налей две: одну мне, другую себе.

— Широкий ты человек, Америка. Недаром от тебя все девки без ума.

От удачи и водки у Пашки кружилась --">