Джиллиан Макаллистер - Все, кроме правды

Мы прозвали малыша Уолли, потому что никто из нас не мог разглядеть его на снимке^[1]. Прозвище прижилось.

– Спит, – улыбнулась я. И застенчиво натянула одеяло до шеи, зная, что при свете лампы на груди особенно видны толстые синие вены, появившиеся у меня внезапно – почти за одну ночь.

Джек улыбнулся в ответ, потом встал и вышел из комнаты. Я смотрела, как он идет по коридору, – высокий и стройный, на оливковой коже играет льющийся из окна лунный свет. Он шел, шлепая босыми ногами, и у меня сердце пело, а внизу живота приятно тянуло, когда я видела его голым. И я снова была готова, хотя все уже произошло всего пару часов назад. Вот она – ненасытность недавних любовников.

Он вернулся через пару секунд с грелкой в одной руке и с рыжим котом Говардом в другой.

Джек недавно стал так делать – приносить грелку. Увидел, как я это делаю, и без слов взял эту обязанность на себя. Каждую ночь, где бы мы ни спали, у меня или у него, он с улыбкой приносил мне грелку.

– Говорила же тебе, что он тут, – показала я на кота.

Говард, который висел тряпочкой на руке Джека, вывернул голову и посмотрел на меня с недоумением.

– Зараза он, – сказал Джек, а Говард выскользнул из его руки на кровать.

Джек временно работал в Ньюкасле на журнал «Сити лайтс». Ненадолгое время переехал сюда из Шотландии. Первый раз придя к нему в гости, я спросила, зачем он завел кота. «Холостой мужчина, любитель котов?» – спросила я, поддразнивая. «В любом доме должен быть кот, – ответил он. – В каждом холостом доме. А кто не согласен, тот не прав».

Сейчас Джек сел рядом с Говардом и, глядя на меня, улыбнулся.

Я подумала, перестанет ли у меня когда-нибудь кружиться голова под его взглядом? Все время ходила как оглушенная, часто ловила себя на том, что радостно улыбаюсь себе в зеркале ванной, снимая косметику его мылом «Нивея».

Вместо того чтобы все это выразить словами, я спросила:

– Когда шторы повесишь?

И чувствовала себя глупой, выглядывая из-под пухового одеяла.

Джек всерьез задумался над моей просьбой, хотя ему самому, конечно, на шторы было наплевать.

– Когда окончательно сюда переедешь. Да и все равно соседи уже все видели. – Он иронично приподнял бровь.

Это была одна из наших шуток: как у нас много секса и как мы хорошо это умеем – так хорошо, что сделали ребенка.

– Ты какие хотела бы?

– Хорошие и плотные, – ответила я. – Свет меня будит.

– Считай, что сделано, – кивнул он и указал мне за спину. – Передай мне, а?

Я моргнула, сделав вид, что впервые заметила айпад и не держала его минуту назад, едва не открыв письмо. Взяв планшет в руки, я почувствовала, что он теплее обычного. Или мне так показалось.

Джек не включал его, экран оставался темным.

– В субботу начался сезон регби, – сказал он.

Я повернулась на бок, опершись на локоть. Говард устроился у меня в ногах, не шелковый и приятный, как обычные коты, а толстый и тяжелый, словно большой книжный том.

– Никогда не встречалась с регбистом, – усмехнулась я.

– Даже в школе?

Я презрительно фыркнула:

– Ты серьезно?

– Ой, я забыл, что твоя школа была в Бронксе! – иронично заметил Джек, и его рука, исчезнув под пуховым одеялом, легла мне на бедро.

Все мое тело напряглось в ожидании, в левой стороне закололо пузырьками, в животе завертелось огненное колесо фейерверка. Я пыталась сосредоточиться, но это было невозможно.

– Самая лучшая в Ньюкасле, – парировала я. – Не все же могут себе позволить пансион, у которого свой гимн и постоянно проживающий персонал. Расскажи еще раз, что вам давали на завтрак?

Это была одна из наших любимых игр, и я каждый раз заставляла Джека придумывать какое-нибудь новое причудливое блюдо и рассказывать об этом моим друзьям и родным. Сейчас он опустил голову, изображая смущение.

– Тигровые креветки с пак-чоем^[2]? – предложил Джек и весело хмыкнул басовито и тихо, спрятав лицо в ладони. – Прошу занести в протокол, что мне стыдно.

– Пак-чой! – повторила я, хохоча. – Пак-чой!

– Невозможно же играть в лакросс, если не заправиться как следует пак-чоем.

– Наши учителя носили пуленепробиваемые жилеты, – сказала я.

– Не может быть!

– Один семестр, после того как Джонни Стил принес винтовку в школу.