Варвара Андреевна Клюева - Цветы ядовитые [СИ]

смысла в нём определённо мелькали. Только как до этого смысла добраться? Смекнув, что связного рассказа от Ирки в таком состоянии не добьёшься, я решила зайти издалека.

— А где ты живёшь? У родственников? Или снимаешь комнату?

— Снимаю комнату. То есть не совсем комнату… Это что-то вроде частного пансионата для студентов. Даже название специальное есть, только я его забыла. Платишь за комнату, уборку, кормёжку… С понедельника по субботу — завтраки и ужины, в воскресенье ещё и обед. Удобно, намного уютнее, чем в общежитии, и не так уж дорого по московским меркам… Родители мне на учёбу копили, а я на бюджет поступила, вот они и предложили…

Уловка сработала. Заговорив об обыденном и понятном, Ирка на глазах эволюционировала в человека разумного. Мне оставалось только придерживаться избранной тактики.

— Я и не слышала, что у нас такой сервис появился.

— У нас это экзотика, да. Хозяин — он закончил институт стран Азии и Африки — в молодости ездил в Японию и жил там в таком вот заведении для студентов-иностранцев. Ему понравилось, вот он и собезьянничал. Благо, условия позволяют. У них хоромы — две соседние квартиры в «сталинке». С перепланировкой, конечно, пришлось повозиться, но получилось здорово. Апартаменты «люкс» — огромная студия, большая ванная, кухонька, отдельный вход. И «кампус» — четыре спальни, столовая, просторная кухня и аж два санузла.

— А хозяин где обретается?

— Хозяева. Супружеская пара. Там же и живут, в «кампусе». Оставили за собой одну из комнат.

Аккуратно задавая вопрос за вопросом, я выяснила следующее.

Комнаты в доморощенном пансионате снимали трое студентов. Фаршад — богатый араб, сын какого-то нефтяного князька и аспирант Керосинки — жил в «люксе». Ирка и Саманта (мулатка, американская студентка, изучающая русский язык) занимали две из четырёх жилых комнат «кампуса». В третьей обитали хозяева, а в четвёртой до нового года жил поляк Томаш — историк, который приезжал работать с нашими военными архивами. После его отъезда хозяева начали искать нового жильца, но тут у хозяйки где-то под Вологдой умерла кузина, оставив шестнадцатилетнюю дочь. Отец девочки спился лет десять назад, других близких родственников не осталось, и двоюродные тётя с дядей решили забрать сироту к себе.

Дойдя до рассказа о Снежане, Ирка опять начала трястись и заикаться, Подумав, что ей нужно дать возможность собраться с духом, я ещё раз свернула на сравнительно безопасную тему:

— Расскажи немного о них обо всех. Что они из себя представляют?

Я гений, да. Стоило Кудрявцевой задуматься, и трясти её тут же перестало.

— Ну… не знаю. Не очень-то я разбираюсь в людях. Могу сказать только о своём впечатлении…

Я поощрила её кивком и одобрительным угуканьем.

— Хозяина зовут Николай Сергеевич. Ему под пятьдесят, но он просит называть себя Ником. Этакий душка… Мне он не нравится. Фальшивый какой-то. Весь из себя сплошное благородство, прямо образец русского интеллигента, а по хозяйству пальцем о палец не ударит, целиком переложил этот воз на жену. Развлекает нас застольной беседой, а Елена Петровна и стирает, и убирает, и за продуктами ездит, и готовит… А у неё, между прочим, образование не хуже, тот же институт закончила. Неплохая тётка, хоть с виду и не скажешь. Некрасивая, хмурая, молчаливая, прижимистая, но совесть у неё есть. Порядок в доме поддерживает идеальный, кормит вкусно… И всё сама. Снежана ей только последние два месяца помогала, когда отошла немного после смерти матери, а до этого Елене Петровне приходилась ещё и о сиротке заботиться. Хотя тут-то добровольных помощников хватало… — Ирка дёрнула ртом, обозначая усмешку. — Тот же Ник хлопотал над новообретённой племянницей, как наседка. И Фаршад — куда только спесь подевалась? И… — В этом месте она споткнулась и судорожно втянула в себя воздух, но всё же закончила фразу. — И Гоша.

Сообразив, что Гоша — это Жорик, я чуть не присвистнула. Тёмная история с печальным концом романа века начала проясняться. И наличие смысла в бреду про гибель девочки, которую вроде как убили (причём убийство Ирка, похоже, готова взять на себя), теперь уже не вызывало сомнений. Если Кудрявцева отчаянно — до потери рассудка — ревновала Жорку к сироте, у неё вполне могла возникнуть идея, будто она в бессознательном состоянии отравила соперницу. Идея, правда, всё равно бредовая. Действительность вам не роман с сомнамбулическими --">