Анна Витальевна Малышева - Когда отступать некуда, дерутся насмерть

горела… В пламени слабо билось что-то страшное, черное… Кто-то взвизгнул:

– Человек горит! Ванесса дико обернулась:

– Что стоите, коровы? Вызовите милицию!

Никто не двинулся с места. Тогда она растолкала продавщиц и убежала к себе в кабинет. Девушки снова столпились у окна. Теперь в машине ничего не было видно, кроме огня и дыма.

– Он там, – сказал кто-то.

– Где же ему еще быть. Все, накрылся покупатель.

– Туда ему и дорога, – сказала девушка из вино-водочного.

Но никто ее не поддержал. На горящую машину налетел сильный порыв ветра, пламя на миг вжалось в салон, но тут же вспыхнуло с новой силой, повалил жирный вонючий дым.

– А мы не взорвемся? – спросила одна из девушек, отстраняясь от окна.

– Тут уже все взорвалось, – ответила ей другая. – Ой, мамочки, может, хоть теперь нас уволят?! Как думаете, девчонки?

Они думали, по крайней мере, что магазин в этот день работать не будет. Но Ванесса, вызвав милицию, велела всем вернуться за прилавки. Разрешила только одеться потеплее – температура в магазине и на улице быстро сравнялась. Это был адски длинный день. Покупателей было много. Кого-то привлек сюда взрыв, кто-то ничего о случившемся не знал, а просто пришел после работы за продуктами. Девушек то и дело спрашивали – что у них случилось? Сгоревшая машина по-прежнему стояла возле магазина, привлекая всеобщее внимание. Девушки в ответ только пожимали плечами. Они предпочитали не распространяться о том, что случилось.

– Привет, – сказал парень, остановившись у прилавка с фруктами и овощами. Блондинка в голубом халатике обернулась – как раз расставляла на полке чудовищно огромные, тяжелые ананасы.

– Привет, – ответила она, едва шевельнув замерзшими губами.

– Насть, что у вас такой холод дикий? – удивился парень. – Окно расшибли?

– Сам же видел.

– А тачка чья там стоит?

– Одного из этих, – пояснила Настя, бросая по сторонам косые взгляды. Но ни директора магазина, ни Ванессы в зале не было. Они принимали милицию в своем кабинете.

Парень больше не задавал вопросов. Он подмигнул ей, она снова оглянулась, нагнулась под прилавок и вынула оттуда довольно увесистый пакет с эмблемой магазина.

– На, – она поставила пакет на прилавок, парень быстро его снял. Еще несколько осторожных взглядов по сторонам… Но никто на них не взглянул – остальные девушки обслуживали покупателей, только у Настиного отдела пока было пусто.

– Когда придешь домой? – спросил парень.

– А я не знаю. Думала, нас отпустят… Фига. Ты Мартына из садика забрал?

– Сейчас заберу.

– Ты проследи, чтобы он взял с собой машину. Утащил ее в садик, еще украдут.

– Ладно, – парень поманил ее: – Ну, иди сюда.

Они поцеловались, перегнувшись через прилавок, и он ушел. Настя блаженно потянулась, потерла руки, подышала в ладони, взвесила подошедшему покупателю два килограмма бананов.

В шестом часу в зал вошла Ванесса, грустная, утомленная, и стала вызывать из зала одну девушку за другой. В ее кабинете сидел следователь. Девушки возвращались быстро. Покупателей было много, они не могли поговорить и только пожимали плечами, глядя друг на друга. Настю следователь тоже надолго не задержал. Ее спрашивали, что она видела, не заметила ли кого-нибудь возле машины, когда покупатель был в магазине. Настя отвечала, что ничего не заметила. Ее спросили, часто ли тут бывал этот человек, знакома ли она с ним, что о нем знает? Настя четко отвечала, что раньше этот покупатель тут бывал, она знает его в лицо. Но как его зовут, кто он, чем занимается – понятия не имеет. Когда машина взорвалась, она как раз укладывала в витрину только что поступившие плоды авокадо и в окна не смотрела. К тому же на всех окнах были опущены жалюзи.

Ее отпустили, она вернулась за прилавок. Теперь ей было не холодно – всю заливал жар. Этот следователь напомнил ей того, другого…

…Сейчас ей было двадцать три года. Далеко уже не девчонка. И когда следователь задавал ей вопросы, она отвечала спокойно, уверенно, глазом не моргнула. А тогда ей было семнадцать. Шесть лет назад. Никакого жизненного опыта, никакого самообладания. Как же ей тогда удалось не сорваться при даче показаний? Ведь она в те дни была в истерике, истерика была внутренняя, глубоко упрятанная. Достаточно было легкого толчка, чтобы Настя сказала не то, что нужно… Она проходила по делу свидетелем, хотя должна была --">