Наталья Николаевна Александрова - Ключ от вечности

Надежда покачала головой, которая была пуста, как тыква на Хэллоуин.

– Не напрягайся, Ира, – сказала вторая женщина, которую представили Верой. – Доктор сказал: память сама вернется, нужно только время. Ты сутки без сознания была, шутка ли…

– А как узнали, кто я? Я ведь не могла сказать, я же была без сознания…

– Да как же! – удивилась Мария Ивановна. – По паспорту. Паспорт у тебя с собой был, вот и узнали. Муравьева Ирина Павловна, обычная фамилия. Неужели не помнишь?

«Я – Лебедева», – подумала Надежда, но уверенность в этом факте была несколько поколеблена.

– Ты только не волнуйся, – завела прежнюю песню Вера. – Алексей Степанович доктор отличный. Его, я знаю, в город звали, в Институт мозга, а он не поехал. Как же я, говорит, больных своих оставлю, кто же тут-то работать станет?

– А где я вообще? – спохватилась Надежда Николаевна. – Какая это больница?

– Васильковская, – охотно объяснила Мария Ивановна. – Говорю же, авария была на шоссе, так всех пострадавших по окрестным больницам распихали. Тебя в ближайшую, что в поселке Васильково. Неужели не помнишь?

Надежда прислушалась к себе и поняла, что никогда в жизни не слышала этого названия.

– А что это доктор все детскими стихами разговаривает? – спросила она, чтобы сменить тему.

– А это у него внуки, – рассмеялась Вера, – двойняшки, мальчик и девочка, Танечка и Ванечка. Третий годик им пошел, а доктор все книжки им читает, чтобы умнее были. Сейчас как раз до Корнея Чуковского дошли.

Чтобы не отвечать на вопросы, Надежда сама стала спрашивать. И познакомилась с соседками поближе.

Грузная Мария Ивановна прожила всю жизнь неподалеку, в соседней деревне, было у нее свое хозяйство, имелось все, что положено, – и корова, и свиньи, и козы-овцы. Сейчас по причине старости остались только куры и пять гусей. Из-за гусей старуха и пострадала: наклонилась, чтобы насыпать корма, а вожак ее и клюнул в темечко. Она упала и ударилась головой. К счастью, теперь шла на поправку. За птицей в данное время присматривал ее сын Вова, который поначалу очень рассердился на гусей из-за матери и даже хотел свернуть главному гусаку шею, но потом привык жить на природе и даже подумывает переселиться в деревню насовсем, бросив в городе жену-стерву и тещу-змеюку.

Другая соседка по палате, Вера, работала учительницей литературы в местной школе, и нерадивый ученик по фамилии Сундуков уронил ей на голову гипсовый бюст писателя Тургенева. Бюст был достаточно тяжелый, поскольку писатель Тургенев обладал приличного размера бородой. Тоже, разумеется, гипсовой. Сундуков по просьбе Веры полез на шкаф за учебными пособиями и задел бюст рукавом. Причем злой умысел Вера категорически отрицала, поскольку Иван Сергеевич Тургенев был единственным писателем, которого двоечник Сундуков уважал, благодаря незабвенной Муму. Так что не стал бы он рисковать бюстом, который мог свалиться не на голову учительницы, а на пол.

За неспешным разговором подошло время обеда.

Надежда от обеда отказалась, ее мутило даже от запаха еды из столовой. Тогда соседки ушли, пообещав принести ей стакан компота.

Оставшись одна, Надежда попыталась думать спокойно. Что вообще происходит? Отчего она ничего не помнит? Ну, допустим, она и правда попала в аварию, но какого черта она делала в том рейсовом автобусе? Она даже не удосужилась спросить, в какую сторону он ехал – в город или из города.

Хотя какая разница, если в голове нет буквально ничего. Пустота. И как, интересно, в ее сумке мог оказаться паспорт какой-то Муравьевой? И где тогда ее собственные документы? Потому что если человек едет куда-то далеко, то обязательно возьмет с собой паспорт.

А что, если… что, если они правы, и у нее от травмы все спуталось в голове. Замешалась тут и какая-то Надежда Лебедева. Может, она подруга Муравьевой или соседка.

– Не может быть! – вслух сказала Надежда. – Я помню подругу Алку Тимофееву, мы с ней с первого класса сидели за одной партой. А никакой Муравьевой не знаю!

В пустой палате голос прозвучал неуверенно и жалко. Сомнения наползали черной тучей.