Дарья Сергеевна Кожевникова - Ночь падших ангелов

их вслепую. Знай выбирай регион да начиняй машину перед отъездом.

— Ладно, молодцы, хорошо придумали, — сдался Иннокентий. Задумчиво потер рукой кончик носа — привычка, от которой он никак не мог избавиться. Хотя она никого так не раздражала, как его самого. Словно он этим своим жестом специально активировал внимание на этой своей части лица, мясистой и вздернутой, за которую, как он знал, ему даже прозвище дали: Ноздрев.

Ах, как его это из себя выводило! Он в свое время даже хотел пластику сделать, но не стал, чтобы не показывать окружающим, как его задевает их внимание к его носу.

Но теперь все изменилось. Отныне его лик совершенен, как бы он при этом ни выглядел! На него молятся, перед ним падают ниц! И почему это ему раньше в голову не пришло: там, где невозможно чего-то добиться нахрапом, как это Боря умел, можно действовать исподволь, завладевая умами людей.

Он, врач-психиатр по образованию, начал этот свой новый бизнес вроде как с лекций о здоровом образе жизни. Обрел своих почитателей, начал собирать полные залы. А потом ненавязчиво, но весьма стремительно его учение начало приобретать религиозную окраску. И — успех!

Этому многое способствовало: его проникновенный голос, его тщательно продуманные речи. А главное — добавки, что тлели в кадильницах у его помощников, вызывающие восторженное состояние, доходящее почти до эйфории. Против такого коктейля мало кто мог устоять, и количество горячих поклонников Иннокентия (теперь — святого Евстафия) стремительно росло. Сейчас дошло уже до того, что они организовали свою общину на территории города, где у Иннокентия еще в его лучшие времена с целью вложения денег был выкуплен солидный участок земли — бывший пионерский лагерь.

Тут некоторые Борины солдафоны, оставшиеся беспризорными, попытались сунуться к Иннокентию с рэкетирским наездом, и это оказалось очередной удачей. Он узнал их, а они — его, после чего все взаимные претензии сошли на нет, а вместо этого появилось совместное дело. Да теперь уже не одно! Так что в последнее время «Святой Евстафий» лично уже не проповедовал. Теперь он лишь изредка появлялся среди своей паствы, чтобы поддерживать в них религиозный огонь. Ну, и еще одно исключение делал — для своих девочек, для своих несравненных «падших ангелов», которые ради преподобного были готовы на все.

Вот и сейчас, заканчивая разговор, Иннокентий поинтересовался у Захара:

— Ты сестру Млаву с собой привез?

— Конечно, как вы просили.

— Тогда ты свободен, а ее сюда позови.

Помощник понимающе ухмыльнулся и вышел, заставив Иннокентия нахмуриться: каков мерзавец, а? Или думает, этой его ухмылки не было заметно? Впрочем, за верную службу многое можно простить. Даже то, что и этот ушлый тип, и три курирующих лагерь «наместника» тоже не упускали случая побаловаться с «падшими ангелами», покорными их «святой воле».

— Здравствуй, дитя мое! — проникновенно сказал он ладной и статной девушке, шагнувшей к нему через порог.

— Здравствуйте, преподобный! — благоговейно выдохнула она, не поднимая глаз.

— Ну, что же ты стоишь у дверей? Пройди, дитя! — позвал Иннокентий, разваливаясь на диване и задирая свою рясу, специально надетую для этого случая. — Помоги мне! Послужи мне своим светлым грехопадением!

Неслышно ступая, сестра Млава подошла к дивану и опустилась перед ним на колени.

* * *

Роман Тарталатов возвращался с работы. Генка подкинул его на машине от промзоны, где находилось их предприятие, до города, а дальше — сам, один. Пешком, неторопливо по набережной, оглядываясь на проходящих мимо людей. Те шли каждый со своими мыслями, и наверняка ни один из них не думал о том, какое это счастье — просто уметь ходить.

Эту свою возможность люди воспринимали как должное, не то что он, который несколько лет был прикован к инвалидному креслу. А вот сегодня он тоже шел, сам, с работы домой! Правда, с тросточкой, теперь — с его неизменной спутницей, но после всего пережитого это была уже сущая ерунда.

Он ходил! И даже не поленился сделать сегодня крюк, чтобы на набережной побывать.

Роман остановился у невысокой, по пояс, балюстрады, огораживающей набережную от пляжа и спуска к нему, подставил лицо освежающему бризу. Летний южный день уже шел к своему завершению, солнце уже не палило так, как в полдень, но воздух был напоен зноем, и тонкая рубашка на спине все равно была влажной.

А вода заманчиво играла --">