Аркадий Карасик - Любовь под прицелом

слезами из дочери польется такой поток упреков и жалоб, что до утра не расхлебаешь.

Я тоже помалкивал. Потому что был тем самым Колькой, проживающим на жилплощади жены и ее матери. Не жил — существовал, не имея права без разрешения хозяек даже сменить тусклую лампочку более мощной. Привык отмалчиваться и таиться.

— На что жить станете? — зацепил отец очередную скользкую тему. — На ментовскую зарплату особо не разгуляешься…

— Разгуляемся, — в очередной раз всхлипнула сестра. — Никита говорит, повысить обещают… Он в ГАИ не в последних ходит, хвалят его, уважают, премии дают…

— Повысить… премии… — презрительно гудел отец. — Конешное дело, зарплаты каменщика и милиционера… ммм, как это сказать, несравнимы, что ли. Один мозоли на ладонях набивает, потом обливается, второй палочкой помахивает и водителей обдирает…

— Мой Никита не такой, — уже не всхлипывала, а рыдала, уткнувшись в носовой платок, Фимка. — Он честный… все знают… а ты, батя, крестишь его по-всякому…

Я по— прежнему помалкивал, отщипывая от горячей плюшки мелкие кусочки. Твердо держался раз и навсегда избранной линии -не вмешиваться, не подставляться под щипки и удары ни с одной, ни с другой стороны.

Мать собрала грязную посуду и понесла ее на кухню. Похоже, она жалела свою непутевую дочь, которую донимал отец. Вот-вот Фимка под действием отцовских «щипков» заревет в голос. Её тут же поддержит мать.

Отец не выдержит и, кляня сумасшедший дом, в который превратилась его квартира, выскочит без шапки на улицу.

Но этого не произошло. Обстановка постепенно потеряла накал. На лице отца появилась добродушная улыбка, слезы перестали капать из глаз сестры.

Горючку в затухающий костер семейного скандала подкинул Никита.

Пришел новый родственник в полной милицейской форме, оживленный и радостный. По привычке, разведя руки в стороны, будто приготовившись к объятиям, пожелал семье здоровья.

— Прямо с дежурства я, переодеться не успел… Собирайся, Серафима, домой поедем, — с хитренькой улыбкой обратился он к жене.

— Это куда же домой? — спросила Фимка, поднимаясь. — В милицейский общаг, что ли? Не поеду! Вон маменька с папенькой предлагают пожить с ними… До тех пор, пока тебе не дадут квартиру…

Провокация удалась на славу. Не станут же родители позориться в присутствии постороннего человека, каким для них был Никита? Наверняка, промолчат, а молчание, как всем известно, знак согласия.

— Нет, с родителями — твоими и моими — мы жить не будем, — набычившись, буркнул Никита. — Однокомнатную квартиру снял, — гордо сообщил он, приосанясь. — С мебелью и прочей хурдой-мурдой. Появятся наследники — сниму побольше…

— Откуда мильены? — ехидно спросил батя, обращаясь невесть к кому: то ли к зятю с дочкой, то ли к матери, то ли в пространство. — Слышал, простому человеку снять квартиру что штаны через голову надеть…

— А нам зарплату повысили, — пояснил Никита, но в его голосе я уловил некоторую неуверенность. Да и какое увеличение оклада способно компенсировать дикие цены на квартирном рынке. — Имеются еще… кое-какие заработки…

Отец так и вспыхнул. Лохматые брови наползли на угрюмые глаза, лоб пересекли морщины, руки закинуты на спину и сцеплены в замок… Ну, все, сейчас батя пойдет вразнос! Ведь по его твердому убеждению, единственный честный заработок — шевелить руками, вкалывать дни и ночи до седьмого пота и сопревшей от него рубашки. А тут твердят о каких-то темных делишках!

— Это как же понимать прикажешь, зятек? Какие такие заработки? С ножом ночами шастаешь? Или шаришь по чужим квартирам?… А-а, прости старого дуролома, рабочую скотинку! Позабыл, хто ты такой… Нарушителей движения на дорогах щупаешь, да?

Никита вскочил со стула, будто напоролся на гвоздь. Не просто покраснел — побурел. Зачтокал, замемекал, пытался вытолкать наружу злые слова.

Положение спасла мама. Вечная зачинщица семейных свар, она была и первой их гасительницей.

— Когда же свадебка?

— Какая свадебка? — прикинулась непонимающей сестра.

— Как это какая? Сходите в ЗАГС, после — в церковь. Соберемся, сядем за стол…

— …Будем кричать горько, — не удержавшись, влез я в беседу. — Наутро простыни развесим, соседей пригласим на просмотр.

Никита захохотал. Смеялся он удивительно неприятно, короткими смешками с остановками. Хе! — молчание и снова — хе!

Отец неодобрительно окинул меня взглядом, будто предупредил: ты, Колька, зачем --">