Александр Зорич - Танцы втроем

угнали из-под окон новенький "BMW". А голос принадлежал явно человеку, у которого скорее всего увели именно "BMW", человеку из разряда как раз эспэшных главбухов.

– Убита моя соседка по лестничной клетке, Марина Рубина, – к полной неожиданности лейтенанта сказал Силин.

– Та-ак, разберемся, – довольно глупо протянул Симакин. И, спохватившись, сообразил, что по его опыту, да и вообще по всем правилам, сообщения об убийствах надо принимать в особенной непробиваемой деловой манере. Только так зачастую удается удержать того, на другом конце трубки, от истерики, от бегства, да мало ли от чего? Часто ведь звонит и сам убийца.

– Разбираться не придется, – спокойно ответила трубка. – Я знаю убийцу.

– Фамилия, имя, – потребовал лейтенант.

– Михаил Гретинский, водит пятые "Жигули", цвет "мокрый асфальт", номер такой-то. Убил Марину выстрелом из пистолета и скрылся.

Сразу вслед за этим в трубке раздались короткие гудки.

"Что за дрянь этот "мокрый асфальт" для "Жигулей", – пронеслось в голове у Симакина.

Узнав о происшедшем, дежурная часть заработала быстро и слаженно, как автомат Калашникова. Данные пошли оперативникам, в дорожную милицию, в скорую помощь. Семь минут восемнадцать секунд. Все. Входит медведь – выходит медведь. Откуда-то из города поступила порция информации, была переварена дежуркой и ушла дальше, в форме других телефонных звонков, переговоров, потрескивания раций.

Может быть, они никогда больше не услышат фамилий Силин, Гретинский, Рубина. Может быть, это им интересно, а может и вовсе нет. Может быть, прочтут заметку в криминальной хронике. Их участие в деле номер эн закончилось раньше, чем рука следователя превратила загадочное эн в конкретные будничные цифры. Как обычно.

Уверенный, что два раза снаряд в одну и ту же воронку не попадает и что в ближайшие десять минут звонков, по крайней мере такой важности, не будет, Симакин пошел ставить кофе.

– Андрюша, так нечестно, – протянул равный званием и, следовательно, облаченный правом на "Андрюшу" Бочкарев.

– Честно-нечестно… Тут человека убили, а он кофе жалеет, – отмахнулся Симакин.

***

6 мая, 13.03

Старший следователь Владимир Кононов только что провел блестящую комбинацию и, предвкушая сладостное зрелище заматованного белого короля, быстро нажал на кнопку часов. Время противника пошло.

Пельш, остервенело обхватив вихрастую голову руками, углубился в изучение позиции. Позорная капитуляция была неминуема. Бесстрастная, как сама механика, стрелка шахматных часов уже коснулась красного флажка.

Кононов, беззаботно посвистывая, демонстративно глядел по сторонам. На любое движение противника реакция была предусмотрена, отмерена, взвешена.

В прихожей зазвонил телефон.

Кононов пошел поднять трубку, оставив Пельша пожинать плоды своей гениальной шахматной мысли.

"Кононов… Понял, товарищ полковник… Слушаюсь, товарищ полковник… Одну минуту, за ручкой схожу…"

Он быстро прошел мимо согбенного противника к секретеру, взял бумагу и ручку, и вернулся к телефону.

"Записываю… Как-как? С-и-л-и-н? Льва Гумилева? Да, понял… Все, еду, товарищ…"

Вернувшись и встретив невиннейший взгляд своего противника, Кононов с особым цинизмом выругался.

– Партия отложена. Ни к кому, понимаешь ли, Жеглов не может дозвониться, кроме как ко мне.

– Мда-а-а, – с притворным разочарованием протянул Пельш, – работа-а-а. Но насчет Лены, надеюсь, договор в силе? – Быстро спросил он.

– Да конечно, ловелас ты дешевый. Я еще позвоню, но, думаю, до десяти можешь меня не ждать. Чистое белье сам знаешь где. Сметанка в холодильнике, – бросил Кононов, уже завязывая шнурки.

Пельш ответил ему громогласным ржанием.

***

6 мая, 13.30

Михаил вел машину осторожно, как партнершу в знойном аргентинском танце – плавно, изящно обходил выбоины, галантно притормаживал перед "зебрами", на вторую полосу не лез, хотя набитый автобус с кучей навьюченных фазендейро перед ним давал максимум сорок, ну, может, сорок пять. Михаил, конечно, мог ударить по газам, мог без особых проблем держать в городе скорость за восемьдесят. Водил он отлично, почти так же хорошо, как и танцевал, как умел нравиться женщинам – но зачем нестись, сломя голову, когда нестись некуда? Зачем нестись, когда сейчас нужно быть предельно собранным, когда все нужно как следует обдумать, взвесить, покурить?

В пачке болталась последняя сигарета. С мысленной улыбкой он вспомнил, как --">